Грузовик остановился не в центре колонны, а ближе к левому флангу. Тотчас к заднему борту торопливо подошли Козаренко, Голубев и еще несколько жандармов. Борт грузовика открыли и на землю медленно спустился бывший командир роты — высокий мужчина лет тридцати с загорелым лицом. Вслед за ним ступил на землю батальонный врач, среднего роста, лет сорока. Почти одновременно спрыгнул чернявый паренек, бывший фельдфебель. Грузовик продвинулся вперед. Всех троих поставили у вала против колонны. Три человека с оборванными погонами теперь смотрели на нас. Более подавленным казался высокий, крайний справа. В серых глазах врача сквозили презрение и насмешка. А третий смотрел куда-то поверх нас, через вал, откуда брызнули первые лучи восходящего солнца. Их лица, как и лица тех женщин, что тянули плуг, я, наверное, никогда не забуду. Никогда не забыть мне и тех, кто организовал это гнусное зрелище. Если доживу — расскажу всем об этом.
Зеленовский зачитал приказ, в котором указывалось, что за агитацию среди военнослужащих против немецкой армии, за связь с партизанами все трое приговорены военно-полевым судом к расстрелу…
Опустив руку с бумагой, он вызвал из колонны одного унтер-офицера и передал ему приказ. Тот подал команду. Намеченное отделение сделало два шага вперед. И тут произошло замешательство. Солдаты, понимая, чего от них хотят, впервые слышали команду: «Винтовки к плечу». А приговоренные к смерти ждали. Видно было, как задрожали колени у бывшего комроты. Стоявший рядом с ним врач отыскал его левую руку и сжал её. Человек успокоился. Тем временем Зеленовский объяснил солдатам, как выполняется эта команда. Они подняли винтовки, как надо. Я заметил, что некоторые стволы были направлены немного выше. Там, в боях с партизанами, люди стреляли, конечно… Но там была драка!.. Стреляешь ты, стреляют в тебя.
Здесь же нужно было убивать безоружных людей… своих братьев…
— По изменникам Ро-о-дины! — раздалась команда.
Один солдат из вызванного отделения не выдержал. Он бросил винтовку, упал на землю и зарыдал горько, как ребенок.
Тихий ропот пронесся по колонне.
— Ого-о-нь!!!
— Ого-о-нь!!! — одновременно крикнули Зеленовский и Козаренко.
Последовал нестройный залп. Доктор и фельдфебель упали, как подкошенные. Высокий, немного склонившись в сторону своих товарищей, медленно опустился на колени, потом упал, раскинув руки, как в песне: «Лицом вперед, обнявши землю…»
И еще упал в обморок денщик Карлова. Он стоял позади и, падая, толкнул меня в спину. Мы подняли его и отнесли в сторону.
А полковой врач обследовал трупы казненных. Около своего коллеги он задержался немного дольше. Пульс того еще слабо бился. Врач сделал знак. Тогда Козаренко приблизился и из пистолета в упор выстрелил в голову каждому из троих.
Интересно, знает ли об этом Шубут?.. Или все решили Зеленовский с Янецким? Во всяком случае, такое варварство ничего хорошего нам не принесет. Число побегов не уменьшится.
На днях Берестов рассказывал мне, как один командир батальона (немецкий офицер) выстроил свою часть на опушке леса и предложил военнослужащим самим решить свою судьбу.
— Кто хочет уйти в лес — пусть оставит оружие и уходит.
Около сотни солдат и офицеров приняли предложение командира и больше дезертирства в этом батальоне не было.
Не знаю, правда это или нет, но тот немецкий офицер поступил правильно. А русские офицеры при всяком удобном случае предпочитают применять жестокую расправу.
После казни у всех нас настроение было мрачное. Берестов достал, наверное, у немца-кладовщика спирту и в первый раз напился до бесчувствия.
Горчихин тоже выпил порядочно. Пьяный, он плакал в редакции и кричал: «Довольно крови на Руси!»
Ходят слухи, что полк наш в скором времени переведут куда-то в другое место.
Так-так… Так-так… Ровный перестук колес на стыках рельс как бы отвечает на мои мысли… Все дальше и дальше уносит меня поезд от того, казалось бы, неприметного города, но такого дорогого теперь для меня. Несмотря на всю необычность обстановки, там я узнал по-настоящему — что такое счастье…
Это в литературе представляют борцов за свободу какими-то бестелесными существами, все помыслы и чаяния которых направлены лишь на достижение победы. Мне кажется, в действительности все бывает иначе. Даже в очаге самых грозных событий у каждого где-то в тайниках души сохраняется своя частная жизнь с её радостями и болью…