«Король должен был ехать еще дальше, о чем я ему доложил после представления, сделанного мне о том офицерами. Король заявил, что он голоден и хотел бы поесть. Было что пить – имелись и вино, и прескверный ром, купленные у маркитанта, – но еды не было никакой, кроме сухого хлеба. Наконец с трудом достали в деревне 2 котлеты, как раз только для короля, но ничего для его свиты, так что я принужден был поискать чего-нибудь другого. Его величество собирался провести ночь в карете, между убитыми лошадьми и тяжело раненными. Но потом для него нашлось помещение в одном кабачке. Союзный канцлер должен был ютиться где-нибудь под крышей. Наследный великий герцог Мекленбургский вызвался караулить общие экипажи, чтобы ничего не было украдено. И вот я с Шериданом отправился разыскивать какое-нибудь пристанище для себя. Мы подошли к дому, который еще горел. Рядом с ним стоял другой, но он был наполнен ранеными. В четвертом тоже; отсюда я, однако, не ушел. Я заметил наверху окно. «Что там наверху? – спросил я. – Все раненые». «Это надо исследовать». – И я пошел наверх, нашел 3 свободные кровати с хорошими и, по-видимому, довольно чистыми соломенными матрацами. Здесь мы переночевали. Я отлично спал».
«Да, – сказал его двоюродный брат граф Бисмарк-Болен, когда канцлер в первый раз рассказывал обо всем этом еще в Понт-а-Муссоне. – Ты тотчас же уснул, уснул и Шеридан, который завернулся в простыню и всю ночь видел тебя во сне, потому что я несколько раз слышал, как он бормотал: “О dear count!” «Гм, и наследный великий герцог – тоже этот приятный и любезный молодой человек», – сказал министр. «Лучшее в этой истории было то, – сказал Болен, – что, собственно говоря, не было никакой надобности искать ночлега. Они потом узнали, что недалеко от них находился роскошный загородный дом, приведенный в порядок для Базена, – с хорошими кроватями, сектом и другими дорогими винами; расположился там один из наших генералов и превосходно поужинал со своими товарищами».
Канцлер дорогою в Бюзанси продолжал: «Целый день я ничего не ел, кроме сухого хлеба и сала. Потом мы достали 5 или 6 яиц. Некоторые хотели их варить, но я разбил пару о шпагу и выпил сырыми, что меня очень освежило. На другой день, в первый раз в продолжение 36 часов, я насладился горячей пищей, предложенной мне генералом Гёбеном, и хотя это был только суп из гороховой колбасы, но он мне необыкновенно понравился».
Затем нашлась еще жареная курица, но «она ужасно вязла в зубах». Эта курица была предложена министру одним маркитантом, после того как уже была куплена у солдата другая сырая курица. Бисмарк принял ее от маркитанта и, заплатив ему за нее, отдал ему сверх того и сырую курицу, сказав: «Если мы еще раз встретимся на войне, то вы мне ее отдадите в жареном виде, если же нет, то, надеюсь, вы мне ее отдадите в Берлине».
Рыночная площадь города или местечка Бюзанси была наполнена офицерами, гусарами, уланами, фельдъегерями и разными повозками. Немного спустя прибыли Шеридан и Форсайт. В половине двенадцатого приехал король, и мы должны были тотчас выступить, так как получено было известие, что французы неожиданно остановились. Едва на расстоянии 4-х километров от Бюзанси успели мы добраться до плоскогорья, с правой и левой сторон которого были голые обрывы, как внезапно вдали послышался глухой треск. «Это выстрел из пушки», – сказал министр. Далее по ту сторону одного из обрывов на безлесной площадке стояли две колонны инфантерии, а впереди них находились две пушки, из которых стреляли. Но это было так далеко от нас, что выстрелы едва были слышны. Шеф удивлялся моей дальнозоркости. Сам он надел очки, без помощи которых он не может различать далеких предметов, о чем я, впрочем, узнал при этом впервые. Маленькие белые ядра, точно высоко поднявшиеся воздушные шары, носились две или три секунды в воздухе над обрывом и потом моментально исчезали. Орудия должны были быть немецкие, и, казалось, они направляли выстрелы по скату на противоположную сторону лощины, на верху которой чернел лес, а перед ним виднелось много темных линий. Вероятно, то были французы. Далее на горизонте возвышалась гора, на вершине которой росли 3 или 4 дерева. По карте обозначена была здесь деревня Стонн, откуда, как я после узнал, император Наполеон следил за ходом сражения.