Настя бросилась в ванну, щелкнула задвижкой.
– Ну и сидите здесь! Сучки.
Генерал погасил свет и задвинул дверь тяжелой стиральной машинкой. Алина оклемалась, она помыла голову холодной водой, выжала волосы.
– Поехали, Настенька, мне уже лучше.
– Приехали, по-моему. Нас заперли, подруга, телефон отобрали.
– А что делать?
– Не знаю.
– Весело. А мне так хорошо стало, я бы еще лимонаду выпила.
– Ну, так иди, посиди с ними.
– Плохие ребята?
– Да как тебе сказать.
– Слушай, я сильно здесь наблевала? Посмотри в ванную.
– Я ничего не вижу, свет погасили. Уроды.
– В гандбол я больше не играю.
– Дура.
Они засмеялись. В квартире начались танцы, задрожали стены, очень нехороший и непрерывный ржач слышали пленницы.
Тем временем из маленькой комнаты, с довольной харей вывалился Пыня – а вот и я! Он запихивал свой загорелый болт в ширинку. В комнате на кровати развалилась голая тетя Муза, она дрыхла, булькая носом. Ноги широко раскинуты, почти в шпагат, густо заросшая манда призывно подмигивала малиновым зевом.
– Борюсик, давай!
– Давай, Борька, пока она спит.
Дядя Боря уставился на мохнатый треугол. И тут его свело окончательно – руки переплелись в узел, пальцы скрючились, брови взлетели высоко на лоб, обильная слюна полилась на грудь.
– Э-э-э-у-у-у…
Пыня с Генералом стянули с него штаны, выскочил эрегированный член, Борю стали толкать к кровати, он отчаянно упирался, скользя носками по паркету, мотал головой, слюна летела во все стороны. И тут он кукарекнул и кончил!
Самое толстое ядро спермы плюхнулось прямо Музе в пупок, Боря упал, упали все, черти катались по полу, Челентано сидел за столом, икал, держался за живот. Сзади подошел Цой и со всего маху треснул ему гитарой по башке. Отличный получился воротничок! Пыня с Генералом вскочили на ноги, силы были не равны…
Вспышка света ослепила Настю, откатили стиральную машину, дверь в ванную распахнулась.
– Мне молоденькую!
Их за волосы потащили по коридору, Алина уцепилась за ножку стола, ее ударили по лицу, Настя верещала, как припадочная, ей пытались разжать колени…
И вдруг, будто гаубица выстрелила! Дом вздрогнул, входная дверь слетела с петель и замков на середину коридора, по ней, как по мосту, с оружием наголо в квартиру ворвались полицейские.
– Лежать! Лежать! Лежать!
В комнатах стало совсем тесно, полицейские начали драться, кроме Алины и Насти получили все, даже охеревшая со сна Муза и контуженный, со спущенными портками дядя Боря и раненый бутылкой по голове Виктор Цой.
Настя спряталась под столом, натягивала штаны и свитер, ее совсем раздели. М-да, подумала она, – какое сегодня число? Надо запомнить этот денек…
А тем временем в "Буквоеде" на Лиговском проспекте к Олегу Филимонову подошли и сказали, что бы через двадцать минут он испарился вместе со своими стихами, столиком и друзьями. Его срок до часу дня, потом придет какой-то профессор с лекцией, дети в белых рубашках уже начинали ставить стульчики в ряды для слушателей, на сцену вытащили трибуну.
Последние пять минут Олег раздавал книжки бесплатно. Сложили остатки в баул, Антон подхватил столик под мышку и они покинули магазин. Зашли к Филимону, зашвырнули все в кладовку.
– Предлагаю продолжить у меня на работе. Никого нет, тихо, спокойно.
– Да по фиг, главное не дома.
Олег работал в запасниках одного музея. Запрыгнули на Невском в троллейбус, поехали в сторону Васильевского острова.
В универсаме на Первой линии купили еды и водки, потом шли против ветра и снега вдоль стены очень старого дома, скорее всего, еще времен Петра Великого. Торцом дом выпирал на берег Невы и когда-то, наверное, обозначал въезд в переулок, давно разрушенный и ныне забытый.
Остановились у железной двери, Фил брякнул ключом в замке.
– Входи быстрее, я сейчас сигнализацию выключу.
Они поднялись по каменной лестнице в каморку под самой крышей, сложили продукты на столе, Олег сразу ушел за посудой.
Антон сел у полукруглого окна, было тихо, метели не слышно, он видел Эрмитаж на том берегу заснеженной реки, Ростральную колонну, белые с проталинами крыши, как на черно-белых открытках семидесятых годов. Каким бы еще секретным фотошопом вырезать навсегда этот металлолом на колесах, прущий по мосту и Стрелке, эту рекламу на крышах. И заменить. Чем? Можно пустить одинокий троллейбус, нарисовать негра в пальто на остановке, рядом военного в шинели с портфелем, пару беспризорников в растопыренных шапках-ушанках. На Стрелке экскурсионный "Икарус", это обязательно, это всегда, и крепко сбитая в тесный кружок группа туристов. Пальто у негра с каракулевым воротником, советское, уебищного покроя, с квадратными плечами и ремешком на поясе. В любом универмаге висели по шестьдесят рублей, эту дрянь носили только негры и нищие…