– Я еще вчера хотел спросить у вас, Евгений Николаевич, – обратился ко мне секретарь парткома, – действительно ли изделия из ценных пород дерева очень высоко ценятся в Москве?
– Видите ли… – начал я.
Котомцев понял, что мне трудно ответить на этот вопрос, и поспешил прийти мне на помощь:
– Очень высоко ценятся. Я приведу пример. Завхоз посольства одной из африканских стран отправил в Союз какой-то странный ящик. В Москве его попросили открыть ящик. А там… подшивка «Правды» за три года.
– Зачем?! – удивилась жена советника по культуре. Муж неодобрительно посмотрел на нее.
А Котомцев продолжал:
– Таможенники сначала обалдели, потом извинились. И было им невдомек, что ящик этот был из такой породы дерева, по сравнению с которым окуме – просто фанера.
– И что было дальше? – строго спросил секретарь парткома.
Котомцев растерялся, теперь я пришел ему на помощь:
– Никто из краснодеревщиков покупать ящик у завхоза не стал, боялись. И он продал его в похоронную контору… на гробы.
Котомцев посмотрел на меня как начинающий спортсмен на тренера, преданно и с восхищением, а посол спросил:
– Хотите пива?
Я знал, что у посла цирроз печени и врачи разрешили ему пить только черное пиво «Гиннесс», поэтому в посольство регулярно с оптового склада завозились ящики с «Гиннессом».
Пить пиво не хотелось, но как отказаться! Выручил Лев:
– Мы с Евгением Николаевичем планируем начать с чего-нибудь покрепче.
– Правильно, – одобрил посол.
Отойдя от шатра генералитета, я заметил Лизу, жену корреспондента. Отсутствие платья привлекательности ей не добавило. На ней был крохотный голубенький бюстгальтер – а большего ей было и не надо – и такого же цвета крохотные трусики. Зато в руках она держала огромный фолиант, книгу, по первому взгляду дореволюционного издания. Положив книгу на стул, Лиза не торопясь направилась к озеру.
Я подошел к стулу, поднял букинистическое чудовище. Песталоцци! Вот так номер! Бывают же совпадения!
Вчера в посольской библиотеке, глядя на позолоченные тома энциклопедии Брокгауза и Эфрона, я вспомнил, что именно туда писала статьи Крупская и гонорар за эти статьи составлял основной бюджет Ленина в Швейцарии. В оказавшейся рядом брошюрке «Ленин в Цюрихе» я нашел перечень написанных Крупской статей. В том числе статью о швейцарском педагоге конца XYIII века Иоганне Песталоцци. Я не поленился, отыскал статью и прочел. Этот Песталоцци на примере некоей Гертруды изучал различные формы воспитания. Одна из книг так и называлась «Как Гертруда учит своих детей».
Я водрузил фолиант на место и ретировался.
Вскоре Лиза вернулась, уселась на стул и раскрыла мудрую книгу.
Через несколько минут я подошел к ней и вежливо спросил:
– Что читаете?
Она не подняла головы.
– Разрешите полюбопытствовать.
Опять молчание. Ну, вроде бы меня и нет.
Я вытащил книгу из ее хилых рук и прочел вслух титульный лист:
– «Досуги отшельника». Ой, да это Песталоцци! Точно, Песталоцци! Вы читаете Песталоцци!
Лиза молчала.
– Неужели вы полагаете, что Гертруда правильно учит детей?
При слове «Гертруда» Лиза слегка вздрогнула, потом осторожно спросила:
– А вы считаете, что нет?
Я прочел название книги по-немецки, благо оно было напечатано на первой странице, и мудро изрек:
– В таком случае я бы порекомендовал вам прочесть…
Дальше я произнес нечто напоминающее немецкий язык, надеясь, что во франкоязычной стране знающие немецкий попадаются редко. И не ошибся.
– Как она называется по-русски? – робко поинтересовалась Лиза.
– Я не уверен, что она переведена на русский. Но по-французски вы ее найдете.
– Так почему же вы считаете, что Гертруда неправильно учит детей? – теперь уже с нескрываемым интересом спросила Лиза. И это было приглашением к диалогу.
Я начал кратко излагать статью Крупской.
– Ваше мнение интересно, – согласилась Лиза.
И забеспокоилась:
– Возьмите стул. Почему вы стоите?
Я принес стул, сел рядом и у нас началась ученая беседа.
Сотрудники посольства смотрели на меня, как на смельчака, вошедшего в клетку с тигром и рассевшегося с ним в обнимку.
– Давайте ограничим круг наших разногласий, – предложила Лиза. – Если я вас правильно поняла, вы считаете, что социальный заказ на образование важнее, чем внутренние интересы социальных групп.
Я попытался сообразить, что это такое, и начал импровизировать на заданную тему:
– Если обществу нужны математики, а внутри классовой группы хотят, чтобы их дети стали адвокатами, то заказ общества первостепенен.