Беляев делает пару шагов по прихожей и заглядывает туда. Видит накрытый стол, елку с шарами, Лизу и Веру. Лиза при виде Беляева краснеет. Они сидят на старом огромном, покрытом толстым ковром диване. Беляев перехватывает взгляд Лизы и тоже краснеет. Светка протягивает ему несколько монет.
- Хватит?
- Достаточно. Благодарю.
Пожаров уже стоит у зеркала и тщательно расчесывает свои жесткие волосы. Комаров за его спиной протирает очки носовым платком.
- Я сейчас, - говорит Беляев и хочет уйти, но видит на столике перед зеркалом авоську с кульком.
Чтобы затянуть время, Беляев достает записную книжку и начинает выискивать телефон сестры, как будто он его не помнит наизусть, затем, обращаясь к ребятам, говорит:
- Что вы топчетесь, идите в комнату... Светка кричит с кухни:
- В комнату, в комнату!
Комаров с Пожаровым, который даже на ходу продолжает причесываться, направляются в комнату. Беляев, обращаясь к Свете, говорит:
- Свет, возьми авоську с бутылкой.
- А?
Он берет авоську, быстро вынимает из нее кулек и сует его за пазуху.
- На, - протягивает он бутылку из авоськи, а саму авоську кладет себе в карман.
Во дворе Беляев быстро ориентируется и входит в нужный подъезд, поднимается к двери, звонит. Через некоторое время открывает пожилой мужчина с книгой в руке. Беляев успевает прочитать название:
"Один день Ивана Денисовича" и вздрагивает. Недавно он прочел эту повесть в "Новом мире".
Смутившись, Беляев спросил:
- У вас из форточки ничего не упало?
- Из какой форточки?
- Из вашей.
- М-м, - помедлил мужчина, как бы что-то вспоминая, - сейчас взгляну. Он быстро вернулся.
- Да.
- Что?
- Бутылка.
Беляев улыбнулся. Он протянул хозяину сначала авоську с отрезанными ручками, затем из-за пазухи кулек с чем-то и из кармана бутылку "Московской".
- Я тут рядом... Справляем... Иду, смотрю...
Мужчина пытливо уставился на Беляева.
- Там ручки на форточке остались...
- Остались? - начал краснеть Беляев, понимая, что мужчина заподозрил его.
- Не прикидывайся дураком! - вдруг побагровел мужчина. - Я тебе уши сейчас все оборву! - И он протянул руку с книжкой.
Беляев пригнулся и быстро, пристыженно побежал вон.
- Я тебя в БУР упрячу! - летело вслед.
Беляев был в чрезвычайном волнении. Он мог все что угодно предположить, но не такое. Мужчина, по крайней мере по некоторым признакам: поначалу спокойный, задумчивый, с книжкой, показался ему человеком весьма почтенным, но вышло вон что! Потому что это дело очевидное - Комаров был не прав. И хозяин бутылки - не прав. И он, Беляев, - не прав. Или прав? Теперь Комаров с Пожаровым спохватятся из-за этой бутылки и Беляеву придется что-то бормотать в ответ, что-то врать. А, быть может, сказать просто, что пошел звонить, вспомнил про форточку и отдал водку? Комаров спросит про кулек, наверняка спросит, ради интереса. Что Беляев про кулек ответит. Ничего не ответит. Скажет, что не знает, куда этот кулек Комаров положил.
Из подворотни сквозило, покачивалась лампочка, слабо освещавшая арку, падал легкий снежок. Металлический абажур над лампой походил на мужскую шляпу: мужчина ушел, а шляпа осталась покачиваться на ветру. С улицы во двор вбежала кошка, помедлила и быстро юркнула в подъезд, из которого только что вышел Беляев.
Беляев махнул рукой, сказал сам себе - ладно, и побежал к своим. Дверь была открыта. Он разделся. Из комнаты доносился магнитофонный визг "Битлов". Беляев прошел в комнату, извлек из кармана оставшуюся "Московскую" и поставил ее к другим бутылкам.
- Свет, ты не знаешь, зачем живые деревья... Я имею в виду елку... Зачем их ставят? - спросил, чтобы что-то спросить, Беляев и взглянул на Комарова.
- Философский вопрос! - усмехнулся Пожаров и погладил кок надо лбом.
- Не знаю, - простодушно усмехнулась Света.
- И я не знаю, - сказал Беляев, хотя прекрасно знал.
Его усадили на диван между Лизой и Верой. Было уютно и напряженно. Все время Беляева мучило смущение. Внутренне он готов был стать разговорчивым и веселым, но смущение не позволяло. И он молчал. А касаясь руки Лизы краснел. Да и Лиза, кажется, краснела. На диване сидели вчетвером. Слева от Веры Пожаров. Он ей что-то шептал, а Вера хихикала. Комаров сидел на стуле справа. Напротив дивана была елка. А слева на стуле сидела Света.
Комарову хотелось быть оригинальным, во всяком случае, так Беляеву показалось, Комаров воскликнул:
- Вниманье дружное преклоним ко звону рюмок и стихов...
Беляев улыбнулся, а Светка выпалила:
- И скуку зимних вечеров вином и песнями прогоним!
Голосом рассудительного старика Пожаров пробасил:
- Старый год положено проводить...
Между прочим, когда водка была налита в хрустальные рюмки, Комаров, Пожаров и Беляев, поднимая эти рюмки и собираясь чокаться с девушками, переглянулись и смущение было написано не только на лице Беляева. Дело в том, что друзья еще ни разу водки не пили. Было дело на ноябрьские "Шартрез", сухое. А тут Комаров перед самым Новым, когда деньги собирали, говорит: "Купим водяры!". Это он сказал тоном завзятого пьянчуги.
- Лева, где нас потом искать?! - возразил тогда Беляев.
Не моргнув глазом, Комаров ответствовал:
- В постели!
И сам покраснел, и Пожаров потупился, и Беляев покраснел.
Так вот теперь они с некоторой долей страха переглянулись. Странно, конечно, что девочки не переглядывались, хотя им Комаров тоже налил по полрюмки.
И сейчас, поднимая рюмку, Беляев вспомнил комаровское "в постели", и почему-то эта рюмка стала ассоциироваться у него с этой самой постелью, не с конкретным, допустим, диваном или кроватью, которые стояли в комнате Светы, а с постелью, как с чем-то загадочным, расплывчатым, какими-то белыми складками простыней и пододеяльников, наволочек и, главное, с нежным девичьим телом, таким притягивающим и прекрасным, что дрожь сводила скулы.
- Одним махом семерых убивахом! - голосом дьякона произнес Пожаров, и все выпили.
Лиза, поставив рюмку, вскинула руки вверх и затрясла ими перед ртом, как будто все она в этом рту себе сожгла. У всех примерно была такая же реакция. Беляев сунул Лизе дольку лимона и сам принялся жевать лимон, слышав от кого-то, что именно лимон лучше всего отбивает запах водки. Выражение лиц у Лизы и Беляева было соответствующим.
Часы ударили двенадцать. Шампанское...
Порозовевшая Света через минуту воскликнула:
- А теперь звоним Татьяне Федоровне! Все бросились в прихожую одеваться.
- Телефон работает у ворот? - спросила Света у Беляева.
- Не знаю, - машинально ответил тот.
- Ты же ходил звонить?!
- Ах да, - смутился Беляев. - Вроде работает. Шумно выбежали во двор. Комаров поправил очки, поднял руку вверх и скомандовал:
- Три-четыре... И все грянули:
- С Новым годом!
И эхом отдалось в арке:
- ... вым... дом...
Вшестером втолкнулись в телефонную будку. Света сняла трубку, опустила монету и набрала номер.
- Занято, - сказала она.
- Набирай еще!
Лиза и Беляев вышли из будки. Край неба за бульварами расчистился, показались звезды. Смущение понемногу отпускало Беляева, и ему становилось хорошо, и все было ясным и понятным в жизни.
- Смотри, звезды! - восторженно сказал он Лизе.
- Надо же, звезды! - воскликнула она, глядя на небо. - Как это здорово! Новый год, снег, звезды!
Из будки послышался голос Светы:
- С Новым годом, Татьяна Федоровна! Желаем вам...
И далее, как в новогодних открытках. Потом трубка пошла по кругу.
- Это я, Комаров... Да нет... Веду себя прилично... Работаю с энтузиазмом...
- Это я, Пожаров... Учусь хорошо... Да... На экономическом...
- Это я, Вера Глухова... Хорошо... Зачеты сдала...
- Это я, Лиза Севергина... Мы с Верой... Сессия... Хорошо...
- Это я, Коля Беляев... С Новым годом, Татьяна Федоровна!.. Нравится... Грызу гранит науки...