Тут юноша умолк. А Заратустра взглянул на дерево, у которого они стояли, и сказал:
«Одиноко стоит это дерево на горе, высоко поднялось оно и над зверем, и над человеком.
И пожелай оно заговорить, не нашлось бы никого, кто бы понял его: так высоко оно вознеслось.
И вот оно ждет и ждет — чего же, право? В слишком близком соседстве с тучами живет оно: не ожидает ли оно первой молнии?»
Когда Заратустра сказал это, юноша воскликнул в сильном смятении: «Да, ты прав, Заратустра. Я желал своей гибели, стремясь в высоту, и ты — та молния, которой ждал я. Посмотри же, что сделалось со мной с тех пор, как пришел ты к нам: зависть к тебе сокрушила меня!» — так говорил юноша, горько рыдая. Заратустра же обнял его и увлек за собой.
И когда прошли они немного, так стал говорить Заратустра:
«Разрывается сердце мое. Яснее слов говорят мне глаза твои о грозящей тебе опасности. Еще не свободен ты — ты только ищешь свободы. Утомили тебя поиски твои и лишили сна.
В свободную высь стремишься ты, звезд жаждет душа твоя. Но и дурные влечения твои тоже жаждут свободы.
Эти дикие псы рвутся на волю; они лают от радости в своих подземельях, пока дух твой стремится разрушить все темницы.
Ты и сам еще узник, алчущий освобождения: мудрая душа у таких узников, но вместе с тем коварная и дурная.
Очиститься должен свободный духом, ибо много еще в нем тюремного мрака и гнили: око его должно стать чистым.
Да, я ведаю опасность, грозящую тебе. Но любовью и надеждой заклинаю тебя: не отказывайся от любви и надежды своей!
Пока еще знаешь ты благородство свое, чувствуют его и другие — те, кто не любит тебя и посылает злобные взгляды тебе вослед. Знай, что благородный у всех стоит поперек дороги.
Также и „добрым“ мешает он: когда же они и его называют добрым, то этим хотят устранить с пути.
Новое хочет создать благородный и новую добродетель. Старое хочет сохранить добрый, чтобы оно пребывало в целости.
Но не в том опасность для благородного, что он сделается добрым, а в том, что может стать наглецом, насмешником и разрушителем.
О, знал я благородных, потерявших высшую надежду свою. И вот теперь они клевещут на все высокие стремления.
И вот теперь они живут, бесстыдно срывая краткие удовольствия, и ничтожные цели ставят они себе: едва на день хватает этих целей.
„Дух — тоже сладострастие“, — так заявляют они. И разбились крылья у их духа, и теперь он ползает всюду и оскверняет все, что гложет.
Некогда думали они стать героями, эти теперешние сластолюбцы. Ныне — герой внушает им скорбь и ужас.
Но любовью и надеждой заклинаю тебя: храни героя в душе своей! Свято храни свою высшую надежду!»
Так говорил Заратустра.
О проповедниках смерти
Есть проповедники смерти, и полна земля людьми, которым нужна проповедь отвращения к жизни.
Переполнена земля лишними, испорчена жизнь от чрезмерного множества живущих. О, если бы можно было обетованием «вечной жизни» выманить их из этой!
Желтыми или черными называют проповедников смерти. Я же хочу показать вам их в других красках.
Вот они, эти ужасные, что носят в себе хищного зверя и не имеют иного выбора, кроме вожделения и самоистязания. Но и вожделения их — тоже самоистязание.
Они еще даже не становились людьми, эти ужасные: пусть же они проповедуют отвращение к жизни и погибают сами!
Вот они, чахоточные душой: едва родившись, они начинают умирать и мечтают об учении, проповедующем усталость и отречение.
Они бы охотно отказались от жизни, так одобрим же волю их! Будем же осторожны, чтобы не воскресить этих мертвецов и не повредить эти живые гробы!
Им встречается больной, или старик, или покойник; и они тотчас заявляют: «Жизнь опровергнута!».
Но опровергнуты только они сами и глаза их, что видят лишь один лик сущего.
Погруженные в глубокое уныние, падкие до всего мелкого и случайного, влекущего смерть: так ждут они ее, стиснув зубы.
Или иначе: хватаются за сладости, смеясь собственному ребячеству; держатся за жизнь, как за соломинку, и сами же насмехаются над собой.
Их мудрость гласит: «Глупец тот, кто продолжает жить, но кто из нас не глупец! И в этом — вся глупость жизни!».
«Жизнь — одно лишь страдание», — так говорят другие и не лгут: так позаботьтесь же о том, чтобы ваша жизнь прекратилась! Постарайтесь, чтобы кончилась жизнь, которая для вас — лишь страдание!