Туда, где государство кончается, — туда смотрите, братья мои! Разве не видите вы радугу и мосты, ведущие к Сверхчеловеку?
Так говорил Заратустра.
О базарных мухах
Друг мой, беги в свое уединение! Я вижу, ты оглушен шумом великих и исколот жалами малых.
С достоинством умеют лес и скалы молчать вместе с тобой. Уподобься же вновь любимому дереву своему: раскинув ветви, прислушиваясь, тихо склонилось оно над морем.
Где оканчивается уединение, там начинается базар: там, где базар, там шум великих актеров и жужжание ядовитых мух.
В мире самые лучшие вещи еще ничего не значат, пока нет того, кто их представит с подмостков: великими людьми называет толпа этих представляющих.
Плохо понимает толпа все великое, то есть творческое; но хорошо понимает актеров, представляющих все великое на сцене.
Вокруг изобретателей новых ценностей вращается мир — невидимо вращается он; а вокруг актеров вращаются толпа и слава: это и называют мировым порядком.
У актера есть дух, но мало совести духа. Он всегда верит в то, посредством чего заставляет уверовать и других, — он верит в себя самого!
По-новому верит он завтра, а послезавтра — вновь по-другому. Стремительны чувства его, как у толпы, и так же переменчивы настроения.
«Опрокинуть» означает у него «доказать»; «свести с ума» — «убедить». Самым же убедительным доказательством считает он кровь.
Истина, проскальзывающая только в чуткие уши, для него — ложь и ничто. Поистине, он верит лишь в тех богов, от которых в мире больше всего шума!
Базар полон ликующими паяцами, и толпа гордится своими великими людьми, этими повелителями минуты!
Но минута настойчива, и вот — торопят тебя эти настырные и требуют ответа: да или нет? Увы, если захочешь поставить ты стул свой между их «за» и их «против»!
Да не будут в соблазн тебе эти суетливые поборники безусловного тебе, возлюбленному Истины! Никогда еще не держалась она за руку абсолютного.
Сторонись и остерегайся этих навязчивых: только на базаре набрасываются с вопросом — «Да или нет?».
Медленно течет жизнь всех глубоких родников: долго должны ждать они, пока узнают, что упало в глубины их.
Подальше от базара и славы уходит все великое: в стороне от базара и славы жили всегда изобретатели новых ценностей.
Друг мой, беги в свое уединение: я вижу, ты искусан ядовитыми мухами. Беги туда, где веет суровый свежий ветер!
Беги в свое уединение! Слишком близко жил ты к маленьким и жалким; беги от их невидимого мщения! Нет в них ничего, кроме мести.
Не поднимай же руки на них! Ибо они бесчисленны, и не твой это жребий — бить мух.
Нет им числа, этим маленьким и жалким: не одному гордому зданию дождевые капли и сорные травы послужили причиной гибели.
Ты — не камень, но уже становишься пустым от множества падающих капель. Трещины и щели появляются на тебе.
Я вижу, устал ты от ядовитых мух и в кровь исцарапан во многих местах, а гордость твоя не хочет даже возмущаться.
Крови желают эти жалкие создания, крови жаждут их бескровные души — вот и жалят они в невинности и простоте душевной.
Но ты глубок, и глубоко страдаешь даже от ничтожных ран; и вот, не успеешь ты излечиться — снова ползет ядовитый червь по руке твоей.
Но ты слишком горд, чтобы взять и прихлопнуть этих лакомок; берегись же, как бы не стало уделом твоим переносить их ядовитую наглость.
И с похвалами жужжат они вокруг тебя: назойливость — вот что такое похвалы их! Быть поближе к коже и крови твоей — этого жаждут они.
Они льстят тебе, словно Богу или дьяволу; они визжат перед тобой, словно перед Богом или дьяволом. Ну что ж, они льстецы, визгуны — и не более.
Бывают они любезны и предупредительны с тобой. Но таково всегда было благоразумие трусов. Да, трусливые умны!
Своей мелкой душой они много думают о тебе: ты всегда вызываешь у них подозрение. Все, о чем много думают, становится подозрительным.[15]
Они наказывают тебя за добродетели твои, а прощают — зато полностью — только ошибки твои.
Ты снисходителен и справедлив, потому и говоришь: «Не виновны они в своем ничтожном существовании». Но их мелкая душа думает: «Вина лежит на всяком великом существовании».
Когда ты снисходителен, они все равно чувствуют твое презрение и возвращают тебе благодеяние твое, уязвляя тайком.
Молчание гордости твоей всегда им не по вкусу: но они ликуют, когда бываешь ты настолько скромным, чтобы стать тщеславным.
15
«Denken» —