– Я правильно понял тебя, макеро? У вас остался инициатор?
– Гак! Последний гак, установка посвящения, вывезенная из Атланора. Пропуск в вечность для тебя, воин! Тебе ведь обещали посвящение в случае успеха? Что? Не обещали? Значит, ты сам станешь хозяином своим годам.
Монахи зашипели:
– Мы готовы…
Глаза дона Хуана разгорелись подобно уголькам в печи. Он вперил взгляд в полотно шатра, прикидывая, что делать дальше.
– Мы можем начинать, – повторил молодой миссионер.
– ВОН!!! – рапира вылетела из ножен и обрушилась на край стола, разрубив толстую столешницу.
Монахи подпрыгнули на месте и бросились наружу.
Губернатор оскалил зубы, шумно дыша от возбуждения, присел, навалившись грудью на край стола.
Его глаза все также лихорадочно блестели:
– Где она? Что ты хочешь?
– Ты дашь клятву на крови. И нарушить ее уже не сможешь, как и я не смогу нарушить свою.
– Ты выдашь мне гак?
– Если ты не тронешь мой народ до конца года. Не тронешь сам, не пошлешь солдат или наемников.
– Я согласен. А ты отдашь мне гак.
– Ты сам заберешь его – я лишь укажу путь. Там не будет охраны, но надо набрать правильный код, чтобы дверь открылась. Я дам тебе код.
Испанец отдернул руку.
– Обманешь!
Моксо заскрежетал зубами. Силы его были на исходе.
– Гак там! Инициатор там! Ты получишь все через два дня, если поторопишься.
Губернатор рассек ладонь клинком рапиры, то же проделал с рукой пленника.
– Говори…
Под пологом шатра зазвучали слова древней клятвы. И крепче этих слов еще не было выдумано в Ойкумене. Ибо произносивший клятву с целью обмана терял свою кровь тут же, а тот, кто не выполнял ее, умирал лишь немного погодя.
4.
Моксо дожил до утра и умер не сразу после клятвы, а лишь тогда, когда его жизненные силы исчерпали себя. Значит, он действительно намеревался передать свои сокровища в руки захватчиков… Де Леон повел свой отряд в чащобу джунглей.
Солдаты брели по колено в болоте, изредка проваливаясь по пояс. Лошади недовольно ржали, боевые псы, подвешенные в корзинах, поджимали обрубки хвостов.
До капища дошли все.
День конкистадор ликовал, а солдаты пили. В храме чужих богов нашлось и золото для рядовых и установка для командира. Двое монахов, способных наложить руку на такую добычу, уже вечером упокоились в тине ближайшей канавы – у де Леона хватало верных людей, и не было желания отдавать полученное.
А на второй день на них напали.
Сотни полуголых туземцев изменили тактику. Рои стрел вылетали из окруживших отряд зарослей, обрушиваясь на головы, спины, плечи людей. Охотничьи легкие стрелы не могли пробить добрые кастильские доспехи, щиты из дуба и стальные морионы и бургиньоты, но они царапали руки, пробивали стопы, калечили лошадей.
Залпы аркебузиров по стене джунглей не остановили досаждающий европейцам поток.
Чтобы пройти к побережью отряду понадобилось не двое, а четверо суток.
Уже в первый день те, кого задели стрелы варваров, начали жаловаться на зуд и жжение в местах порезов. Затем раны быстро чернели, тела несчастных охватывала лихорадка, они падали и умирали. Лошади полегли все.
Костяные наконечники оказались обильно смазаны каким-то ядом.
Испанцы теснее сгрудились вокруг своего предводителя, также получившего несколько порезов, но еще живого.
К концу третьего дня из десятка носильщиков, отряженных на доставку гака, в живых осталось только трое. Тяжелая установка полетела в трясину, следом последовало все то, что, по мнению солдат, не заслуживало внимания: инициатор, таблицы настоек, короба подзарядок. Конкистадоры упорно волокли лишь золото и вождя.
До корабля дошли чуть больше полусотни.
На пути в Пуэрто-Рико раненый губернатор очнулся и потребовал к себе захваченную установку. Когда же узнал, что она осталась в джунглях, долго бесновался, а затем… разразился коротким смехом… предсмертным хохотом обманутого.
Сил на то, чтобы второй раз добыть "купель вечной молодости", у поселенцев не осталось. А вытребовать их с материка стало некому.
Когда корабль с захватчиками взял курс на острова, к замершему на обрыве воину-ящерице, капилару Храма, подошли старейшины семинолов. Все как один – белокожие и черноглазые.
– Злые люди ушли, почтенный Кору. Почему ты требуешь, чтобы мы бежали, бросив народы, протянувшие нам руку помощи и воспитанные нами?
– Потому что они вернуться.