На лугу у лесной опушки мы нажали серпами ещё влажной от росы травы, наполнили доверху мешки и поволокли домой. Было тяжело, и мы обливались потом, но доволокли и высыпали каждый в своём дворе. Дружок напился из своего чугунка и полез в будку отдыхать. А мы решили, пока не так жарко, сходить ещё раз.
На обратном пути встретили деда Матвея. Есть у нас такой добрый дед. Мы с Вовкой всегда думали, что это про него сочинили стихи: «Дедушка, голубчик, сделай мне свисток! Дедушка, найди мне беленький грибок!»
У деда сыновья на войне, и он внуков нянчит. И ещё Галине Васильевне помогает: водит с нею ребят на речку купаться и рассказывает им сказки, когда мамы уезжают в степь и ребята ночуют в детском саду. И ещё дед Матвей правит косы косарям и, кому надо, печки кладёт. Вот какой дед Матвей!
Увидел он, как мы мешки с травой по земле тащим, как обливаемся потом, и сказал:
— Стоп! Это не дело. Пойдёмте ко мне, я вам тележку дам.
И дал. Лёгкая, прямо сама бежит! На такой тележке возить траву — радость. Мы без неё и половины б не натаскали.
ЧЕРЕДА
Есть в нашем селе такой обычай: каждая хозяйка, которая отдаёт пастуху свою корову и овечек, принимает пастуха у себя дома в свою очередь. Пастух с подпасками приходят три раза: на заре — завтракать, в полдень — обедать и вечером — ужинать. У нас это называется «череда».
Все хозяйки знают, какая у пастухов трудная работа: коров в стаде много, и надо следить, чтобы ни одна не пропала, ни одна в пшеницу не забрела и все бы сытые вернулись и с молоком. И все хозяйки стараются получше принять пастухов, повкусней накормить их и соблюсти все обычаи, которые матери и бабушки их соблюдали.
До войны это было легко. В лавке всего хватало: и колбасы, и закусок, и гостинцев для подпасков. Пряниками мальчишек оделяли, халвой. Теперь надо было небогатым домашним угощением обойтись, припасти, приберечь, придумать: не ушли бы пастух с пастушатами голодные.
В ночь под нашу череду мама почти не спала. Ещё темно было, когда она затопила печь. Я тоже вскочила: помогала ей и присматривалась.
На белый, хорошо выскобленный стол мама постелила чистый ручник, поставила хлеб, соль, горячую, только из печки, лепёшку, миску с тёртой редькой и миску со свежими огурцами. В первый раз их нынче собрали и берегли для этого случая. Лично для пастуха Ивана Федосеича мама положила на край ручника новый ситцевый кисет с домашним табаком и целую газету. Раньше клали папиросы и спички, но теперь ни того, ни другого не было. Иван Федосеич это знал и не обижался.
Как только пастухи вошли в избу, мама сказала:
— Милости просим! Иван Федосеич, Алёша, Миша, садитесь за стол. Чем богаты, тем и рады вас угостить. Не обижайтесь, коли что не так…
Иван Федосеич ответил маме, что у доброй и ласковой хозяйки и сухой хлеб пирогом покажется, а у хмурой и пирог в рот не пойдёт. Он сел за стол, а потом уселись его подпаски Миша с Алёшей. Мама вытащила из печки чугунок с горячим супом. Раньше суп варился с говядиной или бараниной, теперь он заправлен только сметаной и сухими грибами.
Мама вылила суп в большую миску, подала на стол, и гости стали хлебать.
Ели они отлично, но мама, подавая и убирая, всё приговаривала:
— Что же мало покушали? И донышка в блюде не видать. Может, не солоно? А может, не сладит?
И Иван Федосеич отвечал, утирая бороду ручником:
— Спасибо, хозяйка. В меру солоно и вдоволь сладит.
А подпаски молчали, им за столом говорить не полагалось. Зато ели они с большим аппетитом. Я замечала, что мама этому радуется, и мне тоже было приятно.
После супа мама подала толстую картофельную драчёну[2] и кувшин горячего топлёного молока. Большую бутылку холодного молока мама поставила в сумку Ивана Федосеича, положила туда полкаравая и десяток варёных яиц. Соль она аккуратно завязала в белую холщовую тряпочку.
Пастухи ушли к стаду. Я помыла посуду и легла чуток поспать. А мама ушла до вечера на колхозный огород.
В обед пастухов принимала я. Мама работала далеко и не могла прийти. Пришёл помочь Вовка, но всё равно было страшно: а вдруг что не по обычаю, вдруг что не так?
Пастухи пригнали стадо и пришли обедать в первом часу. Я налила полный рукомойник воды и поставила на стол кувшин холодного квасу. Было жарко, и все, конечно, хотели пить. Вовка достал из печки чугун со щами и горшок с кашей. Так же, как и мама, я угощала и приговаривала, но голос у меня дрожал от волнения:
— Покушайте малосольных огурчиков, — просила я, — нынче поставлены. Забелите погуще щи, сметанка свежая, только собранная.