Наташа хотела согреть обед и покормить гостей, но они отказались, решили подождать маму.
Сержант Волошин возился на кухне с вещами, что-то вынимал, что-то перекладывал из чемодана в шкафчик. Папа сел у открытых на балкон дверей и закурил папиросу. А Наташа пристроилась возле папы и с ним разговаривала.
Папа всё хотел знать. Он спрашивал, как жили они с мамой в первый год блокады, в самый тяжёлый год, как добывали воду и дрова, что получали по карточкам и когда упала бомба на улице Маяковского, так близко от их дома.
Во время блокады Наташе было шесть лет, она всё понимала и ничего не забыла. И с каждым её ответом всё серьёзнее и грустнее становился папа, а сержант Волошин оставил свои дела на кухне и, стоя в дверях, печально смотрел на Наташу.
Наташе стало совестно, что своими ответами она расстроила дорогих гостей. Она решила исправить ошибку и рассказать что-нибудь хорошее и смешное, чтобы развеселить папу и сержанта. Она сказала:
— Конечно, это плохо, если ешь один только хлеб. И мы очень обрадовались, когда в госпитале сказали, что вырежут из наших карточек талоны, на которых написано «крупа», и будут каждый день давать нам горячий суп. Как только стали раздавать обед, я пошла к нашей поварихе тёте Даше, и она налила мне полный котелок супу. Я несла его так осторожно, что не пролила ни одной капли. Мы с мамой сели в докторской комнате и стали есть. Суп был горячий, солёный, вкусный. Только ничего в нём не плавало — вода и всё… Мы съели суп и заглянули в котелок: не лежит ли что-нибудь на дне. Лежит! Чечевица! Сосчитали — двенадцать штук. Я одна её съела, мама сказала, что ей не хочется.
Наташа увлеклась своим рассказом и не сразу заметила, что у папы по его коричневой щеке ползёт слеза. А когда заметила — растерялась. Хотела спросить папу, почему он плачет, и не успела: папа вынул из кармана платок и вытер слезу. И в ту же секунду зазвонил телефон. Наташа взяла трубку и закричала:
— Да! Да! Приехал! Наш папа! Хороший! Скорее приходи!
— Бегу! — ответила мама.
— А мы бежим тебе навстречу, — крикнул папа. Он успел подойти к аппарату и перехватить трубку. Наташа позвала сержанта Волошина, и все втроём они стали спускаться по лестнице.
ЗА КРАПИВОЙ
Мама сказала Вовке:
— Все едят зелёный борщ. Надо и нам приготовить.
— А где же мы возьмём щавель? — спросил Вовка.
— Зачем непременно щавель? Можно сварить из крапивы, — ответила мама. — Сходи с ребятами в Таврический сад, там молоденькой крапивы теперь целые поляны.
Утром Вовка со своими дружками отправился в Таврический сад.
До войны они в Таврический сад ходили часто и считали, что он близко, а теперь показалось далеко: пока добрались — устали. Валька пыхтел, как маленький паровозик, и Таня предложила:
— Давайте посидим, отдохнём.
Сели на скамейку и стали вспоминать, как было раньше. Вовка сказал:
— Вот тут были качели, а там карусель кружилась. Помните?
— Ещё бы, — обрадовался Серёжка. — Когда мы с папой сюда приходили, я по пять раз катался.
— По пять! — усмехнулась Кирюшка. — Я и по десять раз прокатилась бы. Под музыку и верхом на лошадке!..
— А мне папа мороженое покупал, и ситро мы пили вон в той будочке, — сказала Таня.
Неподалёку стоял маленький павильончик, насквозь пробитый снарядом.
— А почему теперь нету ситро? — спросил Валька.
— Чего захотел! — засмеялся Вовка. — Ты забыл, как зимой воды не было?
— А у нас была вода, — сказал Валька. — Мама на санках привозила. А мороженого почему нету?
— Ох и чудак же ты, Валька! — вздохнула Галя. — Ужасный чудак. Мороженое из чего делают? Из молока. А где же ты видел молоко?
— Нигде не видел, — признался Валька. — А ты видела?
— Никто не видел, — сказала Галя. — И хватит тебе, Валька, задавать глупые вопросы. Тебе уже пятый год идёт, пора поумнеть.
— Я поумнею, — пообещал ей покладистый Валька.
Таня вступилась за своего любимца:
— Ты чего, Галя, от него хочешь? Он же в войну растёт и ничего хорошего не видит. Откуда же ему так быстро умнеть?
— Зато про войну он всё знает, — заступился за Вальку Серёжка. — Все сводки слушает. А полетит «ястребок», он его с «юнкерсом» никогда не спутает. И зенитки все по голосу узнаёт. Правда, Валька?
— Ага, — согласился Валька.
До войны в Таврическом саду было много цветов. Теперь цветов не сажали, но земля во многих местах была вскопана. Валька спросил: