Однако советские предложения о создании тройственного военного союза, которые поддерживал и Черчилль, так и не были приняты Западом, но одновременно Лондон продолжал вести тайные переговоры с Гитлером, предлагая ему решить польскую проблему по мюнхенскому образцу. Так что отказ Сталина от предложенного Гитлером пакта о ненападении с большой вероятностью повлек бы заключение нового англо-германского договора на антисоветской основе и к «мирному» включению Польши в сферу влияния Германии. А с учетом того, что в это время шли крупнейшие советско-японские сражения на Халхин-Голе, то такой вариант развития событий был наихудшим для СССР из всех возможных вариантов, даже включая катастрофу 22 июня 1941 года.
Так что приговор, как России, так и Англии подписал ни кто иной, как Чемберлен, антисоветская позиция которого в конечном итоге и сделала неизбежной Вторую мировую войну. Именно Чемберлен фактически торпедировал идею создания англо-франко-советского военного союза и тем самым загнал Сталина в тупик советско-германского пакта. А после того как французы фактически не пожелали оказать серьезного сопротивления нацистской агрессии и предпочли сдаться на милость победителя, то для Москвы оставался уже только кровавый выход из создавшейся ситуации.
Впрочем, обвиняя Кремль в пособничестве уничтожению французской армии, Черчилль об этом явно забывает:
«…Они лишили себя эффективного второго фронта, когда допустили уничтожение французской армии…»
Здесь придется напомнить, что эффективного второго фронта Запад лишил себя сам, когда после формального объявления войны Германии 3 сентября 1939 года вместо того, чтобы выполнить взятые на себя обязательства и на 15 день с начала мобилизации начать генеральное наступление на немцев с запада, предпочел демонстративное бездействие, тем самым, допустил уничтожение польской армии.
Как писал в своих мемуарах немецкий генерал Йодль:
«Если мы еще в 1939 году не потерпели поражения, то это только потому, что примерно 110 французских и английских дивизий, стоявших во время нашей войны с Польшей на Западе против 23 германских дивизий, оставались совершенно бездеятельными».
После предательства Западом поляков обвинения Черчилля в адрес Сталина о том, что он якобы допустил уничтожение французской армии, звучат просто кощунственно. Кроме того, резонно спросить, а разве Запад в 1940 году обращался к Москве с просьбой о помощи, или хотя бы провел с ней консультации по этому вопросу? И, самое главное, разве правящие круги Франции проявили желание сражаться с нацистами до победного конца? Разве парижские капитулянты не провозглашали лозунг: лучше Гитлер, чем правительство Народного единства!
«…Если бы до 22 июня они заранее проконсультировались с нами (точно так же как если бы Запад до 10 мая 1940 года проконсультировался бы с Москвой, — Ю.Ж.), можно было бы принять ряд мер для того, чтобы раньше оказать ту огромную помощь вооружением, которую мы сейчас предоставляем им.
Однако до нападения на них Гитлера мы не знали, будут ли они сражаться, и если будут, то на чьей стороне…»
Ах, у Великобритании, оказывается, были сомнения, на чьей стороне СССР будет сражаться, ну а у Москвы таких сомнений по поводу позиции Лондона быть не могло? Тогда придется напомнить об англо-французских планах 1940 года бомбардировки Баку и высадки десанта в Архангельске, а так же о меморандуме Криппса от 18 апреля 1941 года, в котором английский посол заявил советскому правительству о том, что у определенных кругов Великобритании есть соблазн заключить с Германией мир и не мешать ей расширять свое жизненное пространство на Восток. И что Лондон, к тому же, не заинтересован в сохранении целостности СССР.
Впрочем, на этом претензии Черчилля к Москве не заканчиваются:
«До того момента, пока Россия не подверглась нападению Германии, ее правительство, по-видимому, ни о ком не заботилось, кроме как о себе…»
Тут Черчилль явно запамятовал о всех усилиях Москвы, предпринятых ей в тридцатые годы прошлого столетия, направленных ей на создание системы коллективной безопасности в Европе. О том же, как в Лондоне заботились о других даже вполне демократических странах видно, скажем, на примере записи в дневнике заместителя министра иностранных дел Великобритании Кадогана, сделанной им в марте 1938 года:
«Чехословакия не стоит шпор даже одного британского гренадера». Так что, как говорится, чья бы мычала.
«…Они оказывали нацистской Германии значительную экономическую, а также и другую, не менее существенную помощь…»