«ДУРНАЯ ЛИТЕРАТУРА ПОРТИТ НРАВЫ И ВКУС»[60]
«Ковент-Гарденский журнал», № 10, 4 февраля 1752
At nostri proavi Plautinos et numeros, et Laudavere sales; nimium patienter utrumque, Ne dicam stulte, mirati[61].
На современный лад:
В наш век, похоже, никто не станет оспаривать мнения, согласно которому важнейший смысл и предназначение чтения суть развлечение и только; и в самом деле, нынче пользующиеся признанием книги таковы, что читатель может рассчитывать лишь на развлечение, и то порой бывает счастлив найти в своих Занятиях хотя бы это.
Изящная же словесность безусловно предназначалась для цели несравнимо более возвышенной и благотворной. Сочинителей, я думаю, не следует держать за немудрящих шутов, чья прямая обязанность — возбуждать смех, каковой, впрочем, позволительно иной раз сочетать и подавать с более серьезной снедью, дабы подразнить вкус и предложить уму здоровую пищу; и с этой вот целью к нему обращались многие превосходные авторы: «Ибо отчего, — говорит Гораций, — не возглашать истину с улыбкою на лице? Воистину, насмешка, — указывает он, — обычно более верное оружие против порока, чем самая свирепая сатира».
Когда остроумие и юмор употреблены для столь благого дела, когда приятное соединено с полезным, тогда про сочинителя говорят, что он преуспел во всех отношениях. Забавное (говорит о рассказе искусный создатель Клариссы[63] должно лишь облечь назидание, и тогда романы заодно с эпическими поэмами могут стать достойными вдумчивого чтения величайшими из людей; но если читателю не предлагается ни морали, ни урока, ни назидания, если все сочинение рассчитано на то, чтобы рассмешить нас, то автор делается сродни паяцу, а что до его почитателей, то, если справедливо древнее латинское присловье, мудрость их не заслуживает громких похвал.
Полагаю, после всего сказанного вряд ли во мне можно видеть ненавистника смеха и всех тех разного рода сочинений, что имеют свойство поощрять его. Напротив, мало кто, мне кажется, сильнее восхищается трудами тех великих мастеров, которые, смеясь, если будет позволено выразиться таким образом, запустили в свет свои сатирические стрелы. Таков великий триумвират: Лукиан, Сервантес и Свифт. Перед этими авторами я вечно благоговею, и даже не за остроумие и юмор, которыми они обладали сполна, но за то, что всеми силами юмора и остроумия они стремились обнажить и искоренить зло и пороки, торжествовавшие в их странах.
Да не сочтут, будто я полагаю остроумие и юмор исключительно принадлежностью этих авторов. Шекспира, Мольера и еще некоторых Бог не обидел теми же дарованиями, и употребили они их с теми же целями. Но есть и такие, не совсем лишенные тех же дарований, кто распорядился ими столь подлым образом, что, будь их усилия освящены рукою палача, ни один добрый человек не скорбел бы об их утрате; и я не побоюсь назвать в этом ряду Рабле и самого Аристофана. Ибо если мне будет позволено свободно высказать свое мнение касательно этих двух авторов и их сочинений, их замыслом, совершенно ясным для меня, было высмеять все умеренное, скромное, благопристойное, самую добродетель и религию[64]. Тот же, кто читал пятерых великих сочинителей, чьи имена упомянуты раньше, и не сделался и мудрее, и лучше, располагает или чрезвычайно дурной головой, или чрезвычайно дурным сердцем.
Для упражнения ума, как и для упражнения тела, забава не составляет первейшей необходимости и потребна лишь для того, чтобы сделать приятным полезное для столь благородных целей, как здоровье и мудрость. Но что мы скажем человеку, который единственно потехи ради гарцует на своем коньке или сражается с собственною тенью? Каким же нелепым и слабым предстанет тот, кто выпил яд, потому что он был сладок?
И насколько иначе, по сравнению с нынешними читателями, думал на сей счет Гораций!
«Qui verum atque decens euro et rogo, et omnis in hoc sum:
Condo et compono, quce mox depromere possim»[65].
«Истина и благопристойность суть первостепенная моя забота и уяснение. Это занятие целиком поглощает меня; я все складываю в копилку, причем в таком порядке, что в любое время извлеку из моих запасов самое нужное». Вся эпистола, из которой я пересказал своими словами две строчки, развивает эту мысль и с пользой наставляет уму-разуму.
Когда мы заняты чтением крупного славного сочинителя, мы должны воображать себя искателями сокровищ, кои, умело и правильно сложенные в уме, пригодятся нам в нашей превратной жизни. Если некто, к примеру, станет изнемогать под бременем удачи или напастей (и то и другое вполне может случиться с нами), то будь он мудрец либо последний глупец, но, располагая знанием Сенеки или Плутарха, разве не найдет он великого утешения и пользы в их наставлениях? Я называю их, а не Платона и Аристотеля, оттого, что труды последних, как мне кажется, еще не вполне привились на английской почве и соответственно менее доступны большинству моих соотечественников.
60
Под названием «Правильный выбор книг» этот памфлет вошел в сборник «Красоты Филдинга», оставленный Алфредом Хауардом: «The beauties of Fielding», by Alfred Howard, Esq. London (1829).
61
«Если же ваши отцы хвалили и ритмы и шутки
Даже у Плавта, — ну что ж, такое в них было терпенье,
Можно даже сказать — их глупость».
Гораций. Наука поэзии, ст. 270–272. Пер. М. Гаспарова.
62
Томас Браун (1663–1704), поэт-сатирик, памфлетист, переводчик. Образцовый продукт Граб-стрита. «Его сатирические произведения, — отмечал его биограф, — замечательны больше грубостью, чем остроумием». Отчисленный деканом Д. Феллом из Оксфордского университета, написал четверостишие «I do not like thee, Dr. Fell», ставшее хрестоматийным:
Я не люблю вас, доктор Трам.
За что? Того не знаю сам.
И все же я признаюсь вам,
Что не люблю вас, доктор Трам.
Переводчик В. Лунин правомерно пожертвовал здесь фамилией декана, оставшегося в истории только благодаря этой эпиграмме.
Томас Дэрфи (1653–1723), автор сатир, мелодрам и фарсов, по происхождению француз. Популярен был его сборник песен и баллад «Остроумие и веселье, или Таблетки от меланхолии» (1720).
64
Столь же строгий взгляд на предосудительное «осмеяние» (например, Софокла в «Облаках» Аристофана, 423 г. до н. э.) Филдинг доверил доктору Гаррисону в своей «Амелии». При этом Филдинг высоко ценил древнегреческого комедиографа как образец общественного служения, переводил его вместе с другом, У. Янгом, у которого многие свои черты заимствовал пастор Адамс в «Джозефе Эндрюсе». (См. также примеч. 45 к «Шамеле».)
65
«Истина в чем и добро, ищу я, лишь этим и занят, /Мысли сбираю и так их кладу, чтоб достать было близко». Гораций. Послания, кн. I. 1, 11–12. Пер. Н. Гинцбурга.