начальник штаба 3-й армии генерал-майор А. С. Жадов донес, что крупные вражеские силы обходят правый фланг армии, а закрыться нечем. Возникла угроза изоляции Юго-Западного фронта от войск, сражавшихся на московском направлении.
Тимошенко немедленно отдал приказ направить на усиление 3-й армии два бронепоезда, инженерный батальон, полк противотанковой артиллерии и 52 танка. Танки он отдавал особенно неохотно: они так нужны были для наступления. Выделил он также и 64 самолета. Больше посылать было нечего. И главком решил обратиться за помощью в Ставку. Он решился на это после мучительного раздумья, так как понимал всю трудность положения под Москвой, и все же иного выхода не видел. Ведь угроза на стыке Западного и Юго-Западного фронтов еще больше может обострить положение защитников Москвы.
Хотя войска 3-й армии сумели к тому времени, после потери Ефремова, остановить наступление фашистских войск, но глубокий обход ее открытого правого фланга продолжал чрезвычайно тревожить главкома. У нас в те дни родилось опасение, что, потерпев неудачу под Москвой (а дело клонилось к этому, судя по сообщениям из штаба Западного фронта), фашистское командование вновь соблазнится возможностью прорваться танковыми армиями Гудериана и Клейста в глубокий тыл Юго-Западного и Южного фронтов, то есть повторить тот маневр, который противнику удалось осуществить в сентябре восточное Киева.
Поэтому С. К. Тимошенко в подготовленной на имя И. В. Сталина телеграмме постарался особо подчеркнуть нарастание угрозы на стыке войск Западного и Юго-Западного направлений.
«Противник, — сообщалось в телеграмме, — остановленный под Тулой, нащупал слабое место в 3-й армии Брянского фронта (бывшего Брянского фронта. — И. Б.) и, перейдя в наступление вдоль шоссе на Ефремов (силами двух пехотных и одной танковой дивизий), оттеснил 3-ю армию».
Перечислив те силы и средства, которыми он решил усилить 3-ю армию, главком сообщил, что больше дать он ничего не может.
«Неуспех (немецких войск. — И. Б.) под Москвой, — подчеркнул он далее, — не исключает поворота Гудериана на юго-восток, навстречу Клейсту. Все это обязывает принять меры к усилению правого крыла Брянского фронта хотя бы 5–6 стрелковыми дивизиями и 2–3 танковыми бригадами. Просим их дать…»
Теперь, когда нам известен весь ход развития событий под Москвой, нетрудно понять, что просьба о выделении в наше распоряжение целой армии была не только невыполнимой — Ставка не могла дать столько сил, когда решалась судьба Москвы, — но и не совсем обоснованной: Гудериан и не собирался поворачивать на юг.
Не прошло и двух часов после передачи телеграммы, как Верховный Главнокомандующий сообщил через маршала Шапошникова свой ответ, из которого стало ясно, что Ставка сможет пока выделить для усиления 3-й армии лишь 239-ю стрелковую дивизию, которая спешно выводится на правый фланг армии с задачей контратаковать обходящие части противника.
Считая, что этих сил недостаточно для стабилизации положения на стыке с Западным фронтом, главком не переставал тревожиться за правый фланг Юго-Западного фронта. Для укрепления руководства боевыми действиями только переданных ему 3-й и 13-й армий он направил генерал-лейтенанта Костенко.
Маршал Тимошенко связался с командующим Южным фронтом, спросил, все ли готово к наступлению. Черевиченко доложил, что 16 ноября войска не смогут начать операцию. Ряд частей и соединений, в том числе 3-я танковая бригада и 558-й противотанковый артиллерийский полк, не успеют сосредоточиться. Дело осложняется тем, что привлекаемые к наступлению войска еще не полностью обеспечены теплым обмундированием.
Главком не мог согласиться с такой оттяжкой и потребовал от Черевиченко принять самые решительные меры, чтобы начать наступление в срок. Он считал, что все соединения первого эшелона успеют прибыть в исходный район, если не задержатся на станциях выгрузки. Надо сделать все и для того, чтобы обеспечить людей теплым обмундированием. Сообщив, что дает на усиление 3-й танковой бригады два десятка исправных танков, маршал пообещал Черевиченко к полудню 16 ноября приехать к нему для уточнения всех вопросов.
Опасаясь, что Клейст может в любой момент предпринять новый удар по левому флангу Южного фронта, Семен Константинович в заключение сказал: «Харитонову передайте: два дня пусть держит фронт и — ни шагу назад. Иначе у меня окончательно испортится мнение о нем. Танки передайте ему».
Связался главком и со всеми командармами Юго-Западного фронта. Особенно долго и детально разговаривал он с командующим 6-й армией, которая обеспечивала стык с Южным фронтом. Начиная переговоры, командарм представился:
— У аппарата генерал-майор Малиновский.
— Здравствуйте, товарищ генерал-лейтенант! — приветствовал его маршал. — Разве вы еще не знаете о присвоении вам нового звания?
Р. Я. Малиновский ответил, что у него нет пока на руках официального документа и поэтому он не спешит прикреплять к петлицам третью звездочку.
— Считайте наш разговор официальным документом, — заявил главком. — А я пользуюсь случаем, чтобы горячо поздравить вас с повышением в звании и пожелать новых успехов в предстоящих сражениях… Теперь о деле. Главное: немедленно позаботьтесь о кавкорпусе Бычковского, усильте его станковыми пулеметами и прежде всего дайте ему артиллерию… Подумайте о своем левом фланге. Через пять-шесть дней, в зависимости от того, как у нас пойдет дело на юге, можно предпринять наступление и у вас.
Малиновский ответил, что кавкорпус Бычковского — в центре внимания Военного совета армии, но пополнить его людьми он не может, так как нет в резерве кавалеристов. Чтобы пополнить кавалерийскую дивизию генерала А. А. Гречко, вынужден был выделить пехотинцев, которые хоть мало-мальски знакомы с конем. Даже таких доморощенных конников удалось собрать лишь 300 человек. Все имевшееся оружие он также передал Гречко.
Слова Малиновского огорчили главкома. Стало ясно — из-за недостатка сил нельзя будет предпринять на стыке Юго-Западного и Южного фронтов хотя бы небольшое наступление, чтобы сковать там противника.
КЛЕЙСТУ ГРОЗИТ ЛОВУШКА
16 ноября С. К. Тимошенко в сопровождении группы генералов и офицеров прибыл в Каменск-Шахтинский, в штаб Южного фронта. Добирались поездом, так как метеорологи предсказывали нелетную погоду.
— Почему не перешли в наступление? — было первым вопросом, который задал главком командующему фронтом при встрече.
— А разве вы не получили наше донесение? — удивился генерал Черевиченко. — Видимо, вы уже были в пути, и донесение не застало вас.
Командующий фронтом доложил, что не все войска первого эшелона успели занять исходное положение. В 37-й армии на месте оказалась всего лишь одна танковая бригада. А тут непогода — дождь, туман, низкая облачность. Ни одному боевому самолету не подняться в воздух.
Далее Черевиченко сообщил, что сегодня утром командующий 12-й армией генерал Коротеев донес: немцы перешли в наступление в Донбассе. А у Коротеева нет резервов. Трудно предвидеть, как все там обернется.
— Нельзя, как мне кажется, в такой обстановке очертя голову бросаться в наступление, — сказал командующий фронтом.
Главком и сам понимал, что обстановка действительно не очень-то благоприятная, и поэтому выслушал эти доводы спокойно. Но заметил укоризненно:
— Время-то не ждет, товарищ Черевиченко. Вы думаете, что дальше легче будет? Мы не можем ждать, когда Клейст оправится и сам ударит по нас. Тогда — прощай наступление. Снова придется отбиваться… — Помолчав, он спросил: — Как дела у Коротеева?
— Положение его трудное: противник прорвал фронт и рвется на Первомайск. Судя по донесению командарма, наши дивизии, подвергшиеся удару, медленно и очень организованно, оказывая ожесточенный отпор, отходят.
— Какие меры приняты?
— Я приказал двинуть из Первомайска на помощь Коротееву двести шестьдесят первую стрелковую дивизию.