Но даже после наступления перемирия боевые действия не прекратились.
Воеводы остановили свой победный ход, а вот дети боярские начали опираясь на занятые города захватывать имения поляков от Сана и до Венгрии и вплоть до Вислы, не отставали от них и казаки с галичскими повстанцами эти гарбили поляков пользуясь тем что практически войск у поляков в Малой польше не осталось. И дограбливая то что не унесли весной татары доходили до Люблина,Сандомира и даже до Кракова.
А 15 июня надворные команды князей Острожского и Заславского заняли Тарнув на Дунайце. В этом городке князьям принадлежали части, но после перехода под власть царя осенью прошлого года их конфисковали и передали третьему владельцу города Тарновскому, но он попал в плен под Ригой.
Чуть ранее был занят сгоревший весной не имеющий укреплений Дембица, тем самым русские заняли земли от Дунайца до Сана не доходя до Вислы верст за 30, ну и вдоль границы с Венгрией в горах не все было занято.
После же получения приказа 15 июня о том что бы перейти в наступление Воротынский осадил и взял Ропчице 20 го июня. А 25 го пал Мелец. 30 го же был занят без боя по причине того что его жители сбежали за реку Щуцин на Висле.
Люблинское взятие
В то время как Воротынский с Острожским прорывался к Висле. Бельский сидел в Львове и руководил общим ходом боевых действий а так же обустраивал край.
Вишнивецкие с своими казачками после получения приказа из Вильно повоевать поляков решили совершить рейд к Люблину и с 5000 сабель и пищалей казаков и 500 стрельцов и 500 детей боярских при 10 орудиях легкого наряда выступив из Львовав 16 июня.
23 июня подошли к Люблину
РЕЛЯЦИЯ
или
ОБСТОЯТЕЛЬНОЕ ОПИСАНИЕ
УЖАСНОГО и ПЕЧАЛЬНОГО РАЗРУШЕНИЯ и СОЖЖЕНИЯ,
варварски произведенного московитами и казаками
при взятии прекрасного
ГОРОДА ЛЮБЛИНА.
1560 года.
Напечатана в Аугсбурге со слов очевидцев в ноябре 1560 года
После того как 20 июня до нас дошли ужасающие вести о приближение врага, никто все же не считал полезным уезжать отсюда, тем более, что замком и ратушею было запрещено что бы то ни было вывозить отсюда. 21-го числа прибыли два купца из Красныстав и сообщили только, что казаки показались в 2, 3 (или) 4 милях от Красныстав отрядами в 300 - 400 (человек) и что они угнали с собой много народу и скота. 21-го, в 9 часов, прибыла почта изКрасныстав и на словах сказала, что Красныстав обложено, и что за ним он (курьер?) видел разные большие огни, но в письмах ничего об этом не было сообщено, почему мы порядком всполошились. После того были посланы 3 разных конных почтаря, 22-го же числа выехали особые отряды в 9 - 12 лошадей; из каждого такого отряда вернулись некоторые с известием, что остальные частью убиты, частью взяты в плен казаками (но мы считали их только сбродом). 23-го, на рассвете, видно было в поле большое войско (недалеко от города они зажгли нисколько домов); его определяли в 10000 человек, часть которых (в особенности и больше всего [17] казаки) устремилась на Краковское предместье, а всего сильнее на еврейский город просто для грабежа. Городские жители скоро были на ногах, стены и ворота были заняты, но так как самим защищаться против такого неприятеля было невозможно вследствие жалких стен, то скоро был вывешен белый флаг. Затем вскоре были посланы к ним послы, а именно: дворяне, господин Франц Бочинский, сборщик господин Понятовский, а также два горожанина, чтобы просить пощады ; они были встречены войском с таким криком, что едва живые пришли к генералу, у которого пробели до позднего вечера. Несколько молодых людей, немцев, между тем сделали вылазку; сначала они храбро держались, но потом, пересиленные большим множеством, были частью по их варварскому обычаю убиты; никоторые, немногие, остались в живых, благодаря помощи и состраданию одного курляндского полковника, который явился в это время. Е вечеру вернулись наши послы, говоря, что неприятель ничего не требует, кроме сокровищ, даже заложенных, всех духовных лиц и дворян, и потом, чтобы выразили покорность и присягнули великому Князю. После этого с обеих сторон даны были заложники до завтрашнего дня; тогда узнали, что войска - два, московитское и казацкое, [18] состоящие из 6, а как говорили другие (ибо в этом они были несогласны) от 12 до 15 тысяч (человек), хотя большое множеств их прошло мимо Люблина до Вислы, чтобы отрезать путь беглецам, причем они и не раскаялись в своем намерении, ибо захватили много дворян и других людей (при которых было много денег). Здешний горожанин Геубский один имел при себе свыше 30000 флор. наличными деньгами, и труп его похоронили здесь. Жена и дочь вернулись, едва сохранив жизнь. С беглецов они приобрели до одного или до двух миллионов, одними наличными, заняв так неожиданно все места до Вислы. И все-таки не встретили люблинского дворянства или посполитого рушения, которое засело в одной только миле от Люблина , хотя только против него и было направлено их намерение, и у них были тут свои шпионы, от которых они все знали, также (как они впоследствии сознались) о похоронах одной знатной дамы нашей веры, бывших 10-го числа на Песках, в 4-х милях отсюда. Так как тогда большое число наших горожан поехало туда, то они хотели напасть на нас, и их удержало лишь то, что воеводство еще не собралось, а они не хотели обнаружить себя раньше, чем сойдутся и все сразу попадут к ним в руки. 24-го числа вышли дворяне, а также разные лица из Совета и некоторые горожане, чтобы принять присягу. Ее [19] захотели выслушать не только в своем лагере, но вслед за тем и на мосту перед городскими воротами, которые ему (неприятелю) наперед надо было отворить; ибо он опять потребовал непременно всего имущества евреев, дворян и духовных лиц, а также (выдачи) святого креста, который является реликвией у доминиканцев, и они здесь суеверно полагали, что он никоим образом не даст себя увезти из этого города или разделить на части.
Воевода в качества генерала над московитской армией, по имени Дмитрий Иванович, пошел после этого к воротам, где он нашел 2 орудия, которые тотчас вместе с одним еще (если бы не убрали остальных, то он их все пожелал бы иметь) велел вывезти к нему. В тот же день было вывезено несколько возов драгоценных еврейских товаров. От города он потом потребовал: 1) 300000 фл. и это сверх всего потребованного раньше; 2) несколько возов бархату, атласу и других шелковых товаров; 3) всякого рода холста, как то: английского, голландского и упаковочного 1000 кусков; 4) несколько возов с пряностями, 60 фунт. хины, 60 фунт. ревеня; 5) все ружья из города; 6) всех евреев, которых они хотели убить. И был изрядный шум, [20] когда их, как овец, молодых и старых, гнали из домов (в которых они у нас спасались и прятались из еврейского города) как на бойню, с ужасным воем, но им впоследствии была выпрошена жизнь.
После принесения присяги (в которой бесчисленные титулы как великого князя, так и его супруги, а также их детей, которых они имеют, а также, я полагаю, которых не имеют, так как их называлось больше 30) он дал 60 московитских мушкетеров для гарнизона, . Между тем, хотя мы выказали воеводе свою покорность и выслали так много в виде всякого рода товаров и подношений, и (хотя) он (воевода) согласился удалиться от нас и быть защитой от казаков, однако гибель была перед нашими глазами ближе, чем спасение, так как мы ничего не видели от них, кроме враждебности, ибо они в предместьях убивали людей по-своему варварскому обычаю, уносили так много богатого имущества, между тем как казаки сильно теснились к стенам и к воротам, а нам было запрещено стрелять, а также удерживать их камнями. Невозможно было собрать так много денег, и не было другого средства, кроме этого, которое могло бы нас [21] сохранить, в чем они однако только уверяли нас, так как 26-го с наступлением ночи они нам зажгли в еврейской церкви (в которой находилось бесчисленное множество евреев) и в их городе такой огонь, что он горел ту ночь и следующее 27-ое число (было воскресение) до вечера, а деревянные дома от него и до города подряд горели, город легко мог бы тоже загореться, если бы не подкупили московитский гарнизон, который сделал вылазку и разрушил эти дома. Нельзя было без жалости смотреть вниз на еврейский город. Произведенное мучительство, вследствие этого вой, ужасный постоянный пожар (который продолжался более 6 дней) произошли, совершенно не взирая на то, что уже подчинились. Кто им попадался живым в предместье, за все время до последнего часа их ухода, они или немедленно убивали, или по меньшей мере снимали одежды и затем продавали за бесценок, пару сапог за кусок табаку. Юристов продавали они дешевле всех, и были из них многие, которых они встретили в поле и отдавали их даром, потому что они говорят по-казацки и убедили их сжалиться. В монастырь св. Бригитты бежало много людей, которые долго защищались, но так как не явилось подмоги, то наконец все были перебиты и нашли одну могилу (?) (а их было много), в которой легло 100 человек (?). Некоторых монахинь они убили, [22] некоторых увели, некоторых продали. Точно также было у бернардинцев обоего пола, только что тут не так много было убито, церкви у всех, также у кармелитов обоего пола, очень попорчены и разорены, только что здесь никто не был убит, а также не было найдено никаких сокровищ, как было в других, где ничего не вывезли. В городе 30 числа скоро оказался недостаток в жизненных припасах, особенно в хлебе и воде, так что невозможно было оставаться в городе и терпеть перед ним неприятеля, хотя казаками нам продавали(сь) через стену за дешевую цену различные вещи, бык за 5 фл., четверть масла за 50 гр. и проч. Всякий раз, как наши послы ходили в их лагерь, они возвращались не без обмена своих платьев, за которые они получали шубы. 1-го июля им вынесен был выкуп - все то, что можно было собрать, после чего воевода сам пришел в город, затем со всем войском отошел от города на одну или две мили по направлению к Висле. Напоследок, при отправлении в путь, он зажигает Краковское предместье. 25-го числа публично протрубили, что как дворянам, так и духовным лицам, и евреям, должно состоять под юрисдикцией бургомистра Люблина (его можно бы теперь назвать 'Руин'); и 26-го Совет был смещен, и из членов его осталось только 2, к которым было избрано 2 русских, 2 дворянина. В тот же день к вечеру армия вернулась и прошла мимо города к Красноставу. Воевода еще в тот же вечер прибыл в город, потребовал от доминиканцев [23] святой крест, от которого монахи и должны были ему предоставить, хотя только часть его, так как он им отрезал и оставил большую половину, хотя и не без большого смятения у простого народа, который воображал, что он (крест) скоре погубит всех врагов, чем даст себя увезти, но они могли только плакать. Затем он (воевода) ушел из города и некоторых взял с собою, частью насильно, частью по добровольному отчаянию. Они сделались потом такими же ужасными, как сами казаки. Некоторые были испуганы примерами других и вернулись, но за ними было послано, и вот они были отправлены вслед за несколько миль, почему он клятвенно обещал помянуть город всяким добром у великого князя, и еще велел приказать принять в Совет двоих из диссидентов, почему дворянин - бургомистр был отставлен, после того как он управлял 2 дня, одну ночь и несколько часов, а на его место были выбраны два реформата, хотя и против их воли. Что касается вышеупомянутого выкупа, то надо знать, что они получили значительные, почти неоценимые сокровища. Шелковыми товарами они могут иметь на чисто 58000 фл., что им было поставлено в счет на 75000 фл,, сукна также имеют они на 60000 фл., наличными деньгами 20000 фл., также всякого рода серебряными и золотыми изделиями 30000 фл., не считая церковных сокровищ, а равным образом вина и пряностей (я не мог еще всего начисто узнать). Но все это нечего считать сравнительно с теми ценностями, которые они получили из предместий, особенно из еврейского города, - 600 отборных лошадей, [24] 50 колясок, 20 дорожных (?) карет. У еврейского доктора Даниэля только золотом и серебром 100000 фл., что было у других, более 2000 лошадей, и много извозчиков пострадало (Невецкий был зарублен), которые уже все были наняты для перевозки. Умалчивая о других ценных вещах, вообще трудно судить, не уступает ли сумма имуществ, которые они взяли с собой, убытку, который считают на тех вещах, которых они не увезли и поэтому совершенно испортили, как (было) при сожжении еврейского города, разорении многих прекрасных церквей и других вещей. О. Ангел дискальцеат (босоногий монах, кармелит) застигнут был ими в поле и продан нам за 200 фл., о. Иларий от св. Иосифа убит в монастыре, другой монах замучен почти до смерти; затем многие монахи убежали и о них ничего не слышно, спаслись ли они. Господин Дориус и господин Комер, при 20 лошадях, с большим трудом спасли свою жизнь. На людей напал большой страх, почему многие приняли решение лучше в другом месте просить милостыню, чем жить здесь и иметь только неблагодарность или тревогу, что их еще раз постигнет такое бедствие, только видеть неприятеля, так жесток он в поджогах и убийствах. Они так хорошо умели обходиться с огнем и мечем, что самый лучший палач должен бы пойти еще к ним в науку; они не заботились ни о какой учтивости, воеводу звали просто по имени, без титула 'господин', и самый дрянной малый 'тыкал' ему; хотя у [25] московитов лучший порядок среди солдат, чем у казаков, только что они одинаковым образом хотят превзойти друг друга в жестокости, и наверное фурии, если только таковые существуют, должны были иметь свое местопребывание в этих людях, так преданы они душегубству. В какой однако опасности мы были и какого страха некоторые люди натерпелись, мне не хочется подробно писать. Пусть представят себе это сколько угодно жестоким, я уверяю, что никто не вообразить себе этого настолько жестоким, как это на деле произошло, когда видели в городе, как женщины и дети вопили и кричали, к тому же среди горожан несогласие и беспорядок, огонь и меч вражеских посланцев, угрожающие слова, пожар домов в предместьях, мучения столь многих людей, увод других (смерть была наименьшим мучением, и то, что мы видели на других, было к нам так же близко, как к ним, только что нам оно становилось еще тем ужаснее, ибо мы дольше должны были ожидать этого). Итак иной чувствовал себя мучимым той или иной пыткой в Москве (смерть была иногда слишком хороша, чтобы на нее смели надеяться), да и нельзя было ждать другого вследствие невозможности выдать из города как столько денег, так и товаров, и потом все ружья и амуницию, ибо то, что они получили из города, составило едва половину того, что они требовали. . И если бы мы имели только одного или (нескольких!) разумных людей, которые сумели бы с ними обойтись, можно было бы отделаться еще меньшим, но Бог помрачил разум у всех людей, к тому же и наши собственные горожане и некоторые дворяне нас предали и должны были доносить, вскрывая у купцов подвалы и сундуки, да еще под присягою - принуждать к признанию, что еще у них есть за душой: ибо люди ведь с большим воплем отдавали в ратуше золотую и серебряную посуду, цепочки и другие вещи, отрезывали пуговицы у платьев. Окрестные деревни очень опустошены (Этой 'Реляцией' пользовался Костомаров Спб. 1859 г. - Костомаров помещает ее среди 'Источников' (стр. XI) и передает краткое ее содержание (т. II, стр. 505 - 507). - Любопытным показателем распространенной во второй половин XVI в. веры жителей г. Люблина в чудотворность хранящегося в этом город креста может служить изданное в то время литографированное изображение 'истинной фигуры и меры величины и ширины древа люблинского св. креста, самого по себе, без оправы, которая сделана из настоящего золота и украшена алмазами и другими драгоценными камнями'; 'на этом древе нашего спасения - читаем в подписи под изображением креста с разными аллегорическими фигурами - представлен меч; дело, достойное внимания, особенно в виду того, что он появился на древе лишь недавно, во время этой войны с казаками, не будучи нарисован, но, как и другие фигурки, выступил на поверхность этого святого древа').