«Ко мне обращайся «Господин» и «Алекс» — сказал мне этот урод, который держит сейчас в руках поводок. Алекс — в лучшем случае Александр или вообще какой-нибудь Вася или Ваня. Он бы еще Эдвардом или Эдгаром назвался, чтобы красивее звучало.
Я сейчас иронизирую про себя и понимаю, что это все, что мне остается. Эдакое молчаливое свободомыслие. Скоро буду благодарить за то, что мне думать по-своему не запрещают.
Я пытаюсь если не узнать — вряд ли мы раньше встречались, то хотя бы запомнить этого «господина», потому что у меня к нему уже накопились счета. Мало поводка, он решил еще показать, кто здесь хозяин: в коридоре, наверняка там, где нет обзора камер, он сунул мне в бок шокер. Наверное, он часто пользовался этим инструментом, потому что не боялся, что я заору и кто-нибудь отреагирует — у меня просто дыхание перехватило от боли, не то, что кричать, я даже вздохнуть не мог. Еще не в состоянии «держать лицо» после этого, я, наверное, посмотрел на «господина» жалобно, как собака, которую пнули просто так, когда она подошла к человеку. Видимо, на этот взгляд и невысказанный вопрос он и ответил:
— Это вообще практически неощутимо, чисто символически, а ты терпеть совсем не умеешь, не научили… Это пока в профилактических целях.
Зря он это сказал — у меня уже не только с терпением большие проблемы начинаются, но и с благоразумием.
Павел Степанович:
— Мне птичка на хвосте принесла, что на твоего подопечного в клубе пялилась некая Виктория. Помнишь, я тебе говорил о девчонке, которой Юра оставил фирму? Это она и есть. До этого ее ни на чем не подловили, а на нашего общего знакомого она, похоже, запала. Так что надо пользоваться случаем и пропихнуть его в фирму. Я же правильно понял, что тебе с ним пока ничего не выгорело? Иначе ты бы не отправил его в клуб.
Андрей:
— Да, ты прав. Я его еще не доломал, хотя, чувствую, он уже на грани…
Павел Степанович:
— Надо же, прямо гордость за нас, натуралов, чувствую!
Андрей:
— Зато какой азарт! Тебе не понять.
Павел Степанович:
— Почему же не понять. Что такое азарт, я знаю, только он у меня от другого появляется. А теперь к нашим баранам: главное, чтобы у него надежда была, что отпустим, чтобы в голову не пришло что-нибудь с собой сотворить или сбежать. Достанем его везде, конечно, но такая красивая схема рухнет… еще и девчонка насторожится.
Камаль слушал Андрея и не понимал, верить ему или нет — уж больно было похоже на шутку. С другой стороны — вот он, шанс; этот явно последний, надо использовать по максимуму. Он уже решил согласиться, а там посмотреть, как все обернется. Этика и мораль сейчас его не волнуют совершенно и абсолютно.
Андрей между тем глубокомысленно вещал:
— Проблем от тебя больше, чем я даже мог предположить. На твое счастье, есть последний вариант для тебя расплатиться со всеми долгами разом и закончить на этом наше сотрудничество: ты устраиваешься на работу в эту фирму и помогаешь мне найти доказательства… впрочем, остальное расскажу потом. Как ты туда попадешь — это наше дело, твое — не завалить собеседование и сделать все, чтобы тебя приняли. Потом оказываешь небольшую услугу — и все! После этого долг с тебя снимается, тебе даже заплатят достаточно, чтобы мог уехать из города.
Глава 7
Камаль сидел над разложенными веером чеками.
— Херня какая-то… — довольно неинтеллигентно прокомментировал он свою проблему.
Отчет по офисным деньгам не сходился, что ты ни делай! По чекам получалось, что он потратил больше, а по деньгам — меньше. Но так же не бывает. Совесть не позволяла просто забрать лишнее и отчитаться по документам, к тому же включился азарт. Что же, он разучился читать-писать, да еще и считать, до кучи? Ладно бы, был каким-нибудь заслуженным комбайнером или спортсменом — тем простительно, у них труд физический. А здесь-то! Он же в институте учился, правда, в таком… заборостроительном, где конкурс на бюджет был минимальный, ну и, правда, он его не закончил. Но ему нравилось думать, что не закончил не потому, что мозгов не хватило, а потому, что физически не смог совмещать работу и учебу. Стипендия — это слезы; вначале он как-то умудрялся находить подработки, работу по выходным; какие-то сбережения небольшие были, но скоро они закончились.
И возможность пересдавать тоже была не безграничной, хотя преподаватели входили в его положение, но и они не могли бесконечно делать исключения. Так что вылетел он на третьем курсе — удивительно, что это не случилось раньше.
Вернуться домой к папаше — увольте! Он специально переехал из их маленького городка в большой город — возможностей там гораздо больше, и не столкнешься ненароком с теми, с кем не хочешь.