А Баранов даже после развода, как это ни странно, будто застрял в детстве. Он по-прежнему терялся, не зная, чем заняться вечером. Звонил, заходил к Валерию, получал очередной отказ, обижался, не понимал произошедшей с другом перемены. Ему всё казалось, что они как были, так и остались теми же самыми «ребятами со школьного двора».
Окончательно их разделило распределение. После окончания института Баранов остался в Москве, в одном из НИИ. А целеустремлённый Валерий стал реализовывать свои далекоидущие планы. Он отправился делать карьеру в провинцию, на один из крупных заводов, где ему предложили солидную для вчерашнего выпускника должность с хорошим окладом и прекрасными перспективами.
Баранов ещё время от времени созванивался с Валерием, даже несколько раз виделся с ним, когда друг приезжал в столицу, но встречи проходили всё более и более натянуто, пропали общие темы для разговоров. Единственное, что их ещё хоть как-то связывало, – память о школьных годах. Но невозможно же вспоминать о них бесконечно! В конце концов Баранов окончательно утратил связь с другом юности. Спустя несколько лет он узнал, что Валерий вернулся в Москву директором большого производства, состоялся как крепкий руководитель. Добился-таки всего, чего хотел.
Сейчас Баранову, разочарованному своей жизнью, было обидно вспоминать о давнем соперничестве. Бывшему другу он, похоже, безоговорочно уступил по всем статьям. Не хватило ему выносливости, целеустремлённости, работоспособности. Разбазарил бездарно всё, что имел, хотя стартовые возможности у него были, вне всяких сомнений, не хуже.
За несколько шагов до прогуливающегося Баранова юные футболисты разбежались один вправо, другой влево и, перепасовав друг другу мяч, в одно мгновение оказались за его спиной. Наивный Баранов в машинальной попытке перехватить последний пас выставил вперёд правую ногу – но куда там, реакция уже совсем не та… Услышав сзади смех и победные выкрики, ещё больше расстроился. «И эти обыграли», – саркастически подытожил он.
Эти мальчишки, Дима и Вадим, дружили с самого детства, жили в одном дворе и были одногодками. Правда, из-за разницы в возрасте в несколько месяцев учились в разных классах: Дима в восьмом, а Вадим только в седьмом. Это досадное, с точки зрения Вадика, несоответствие не мешало им общаться. Разве что Дима при случае не упускал возможности напомнить другу, какой по сравнению с ним тот ещё «салага». Вадим, смуглый и темноволосый, более крепкий и развитый физически, обычно отвечал: надо, мол, ещё посмотреть, кто на самом деле молокосос, – и тут же предлагал помериться силами на руках. Дима от предложенного соревнования по армрестлингу, как правило, вежливо уклонялся, объясняя свой отказ принципами: дескать, он младших не обижает. И хотя ребята частенько подкалывали друг друга подобным образом, дружили они, что называется, не разлей вода и в школе, и дома.
Дима Милов был отличником все годы, хотя особенным усердием не отличался, просто учёба давалась ему легко, без напряжения и зубрёжки. Почти весь материал он схватывал на лету, во время объяснения учителя, поэтому устные задания дома никогда не делал, всецело полагаясь на свою память.
Всё свободное время он отдавал компьютеру, подаренному на прошлый день рождения. Любознательный Дима быстро разобрался с премудростями Интернета и даже стал в семье признанным экспертом по телекоммуникации. Именно он консультировал родителей, если у них возникали трудности с текстовым редактором и электронными таблицами, помогал отыскать в глубинах Всемирной сети необходимую информацию.
Он легко научился скачивать музыку и записывать на компактные диски, потом с помощью коллажей изготавливал для своих детищ броские конверты. Конечно, показывал в школе, давал послушать одноклассникам. Многие из ребят, особенно те, кто был лишён подобных возможностей, откровенно завидовали.
Вадим Кораблин тоже не имел дома ни компьютера, ни Интернета. Зато имел закадычного друга, у которого всё это было. Целыми вечерами они на пару азартно воевали со злобными монстрами и прочей компьютерной нечистью, наперегонки создавали виртуальные города и империи, без всякой жалости разрушали их и строили новые.