Но сейчас наплевать и на сырую голову, и на липнущую к телу мокрую одежду, и на то, что холодная вода заливает лицо, попадая прямо в глаза. Наплевать на всё. Я всё так же по-дурацки улыбаюсь уже во все тридцать два зуба. Радуюсь, словно ребёнок тому, что ноябрьский дождь наконец-то пошёл. Сейчас главные только я, качели, редкая умиротворенность, что царит внутри меня… и долгожданный проливной дождь, низвергающийся с клубящегося тучами неба и дарящий некое подобие очищения. Я люблю дождь и пасмурную серость. Всегда любила. Сама не знаю почему…
Украдкой бросаю взгляд в сторону, всё так же держа лицо поднятым вверх, и тут меня пронзает стрела оторопи, а затем накрывает невероятно сильное смущение.
Мне кажется, я даже покраснела.
По правую сторону, на умеренном расстоянии, в густых зарослях каких-то кустов и деревьев стоит деревянная скамейка. Её и не заметишь, если не станешь искать намеренно. Но самое главное, на этой скамейке в весьма расслабленной позе, держа руки в карманах распахнутого чёрного полупальто, сидит парень. И, кажется, ливень его, так же как и меня мало волнует.
Он смотрит…
Смотрит прямо сюда!
Будь я без линз, может и успокоила бы себя тем, что он, скорее всего, не обратил внимания на широко улыбающуюся и раскачивающуюся на качелях идиотку… но, увы, я в них. И бесстрастный пристальный взгляд этого типа мгновенно заставляет остановиться.
Улыбка стирается с лица, и я тупо пялюсь на сырой от дождя песок, соображая, что делать. Хотя размышления длятся недолго. Подскакиваю с качели, держа сумку в охапке, и в следующую секунду пулей лечу прочь из сквера.
Редкая умиротворенность… Ага.
Перескакиваю через железную ограду, несусь в сторону общежития.
Не в этом городе, дорогая!
И откуда он только взялся?! Почему сразу его не заметила? Боже, как, наверное, глупо я выглядела. Почему-то сейчас мне вдруг не наплевать. И горящие, залитые краской щёки, лишь ещё сильнее напоминают об этом.
Часть 2 – Начало бури
2 ноября
Итак, я благополучно проспала. Чего и требовалось ожидать после полуночного залипания в PlayStation.
Вернувшись в общагу уже поздним вечером и промокшая до нитки, своей соседки по комнате я как всегда не обнаружила. Порой у меня складывается впечатление, что живу одна, а рыжее чудо, которое время от времени застаю спящим на соседней кровати, просто барабашка, или моё больное воображение. Хотя впервые за долгое время эта самая барабашка, наконец, показалась мне на глаза не в виде закутанной в одеяло мумии.
И чего это она ни свет ни заря?
Наверняка отрывалась опять в каком-нибудь клубе, а сейчас сидит передо мной привычно помятая и взъерошенная, и цедит из чашки кефир.
А я? Я стараюсь как можно скорее затолкать в себя бутерброд с сыром и колбасой, и чашку чая.
— Не понимаю… — сипит Ритка, в замешательстве рассматривая мою одежду, которой завешана чуть ли не вся комната. — Тебя в каком пруду вчера полоскали?
— Ты на улице вечером была? — отзываюсь лёгким укором, смотрю на подругу исподлобья.
— С ума сошла? Ты видела, какой там ливень был?
— Вот-вот. Я-то, как раз таки очень хорошо его успела рассмотреть. — Разделавшись с завтраком, выскакиваю из-за стола, принимаюсь щупать висящие на веревке джинсы и куртку. Мокрые.
Хреново…
— Ты что, пока от автобусной остановки до общаги добиралась, все лужи собрала? Там идти две минуты, — Ритка смеётся, но недолго. Её улыбку мгновенно искажает острый приступ боли, она бережно прислоняет холодную чашку с кефиром ко лбу.
— Я не на автобусе добиралась, — коротко поясняю, достаю из шкафа чёрные брюки, а после, припрыгивая на одном месте, пытаюсь их на себя натянуть.
— А на чём? На ковре-самолете, видимо, раз твоя одежда до сих пор не высохла.
— Бля! Хорош язвить! — огрызаюсь на эту несносную девку и машу на неё же рукой. — Гуляла я вчера. Гу-ля-ла! Не все же, как ты, по клубам да по барам вечерами шарахаются. Я, к примеру, люблю на свежем воздухе побыть.