— Сильно я вчера напился? — вдруг спрашивает Лёнька, всё так же не отрываясь от окна.
С трудом сдерживая смех, достаю из шкафчика над раковиной чистую кружку.
— Ну-у, как тебе сказать…
Друг резко оборачивается ко мне. О, кажется, кто-то ни черта не помнит о том, чем закончилась вчерашняя пьянка. Ну, теперь, по крайней мере, понятно, почему у него такой озабоченный вид.
— Ох, не делай такое лицо, — всё ещё смеюсь. Возвращаюсь за стол, беру чайный пакетик из многочисленных коробочек на столе. — Если не считать того, что ты напился вдрабадан и потом до самого дома, не затыкаясь, орал песни, всё было вполне себе прилично, — чуть понижаю голос и ворчу сама себе. — Хотя, если задуматься, вчера все возвращались домой не в лучшем виде.
Лёнька изумлённо округляет глаза:
— Орал песни?
— Ну да, — коротко киваю. Стою, жду пока закипит чайник.
— И, это… ну-у… Никита там..?
— Да, Никита в этот момент тоже ещё был с нами, — положительно киваю, перевожу на друга шутливый взгляд.
— Бли-ин, — он сокрушённо сводит плечи вперёд, чуть ли не хватаясь за голову, и снова отворачивается к окну. Делает глубокую затяжку, тяжело выпускает струю дыма в окно.
— Да ладно тебе, — подхожу к Лёньке, обнимаю его одной рукой за плечи, чуть прижимаю к себе. — С кем не бывает. Подумаешь, напился.
— Он, наверное, подумал, что я придурок какой…
— Ты слишком загоняешься, — отмахиваюсь я. — К тому же, там все были пьяные. И я в том числе… Хорошо, что хотя бы у меня нет провалов в памяти, — резко поворачиваюсь к Лёньке и добродушно улыбаюсь ему. — А то так бы я не имела удовольствия рассказывать вам на следующий день о ваших пьяных закидонах. Не переживай ты так, Лёнь, — хлопаю друга по плечу. — Всё будет норм. Вот увидишь.
И друг вроде соглашается, неуверенно кивает пару раз, после тушит сигарету, возвращается на табуретку. Чайник громко булькает, закипая, после щёлкает пластиковым рычажком. Я завариваю чай во второй кружке, кладу две чайных ложки сахара, пододвигаю её другу.
— Хочешь, могу узнать сегодня у Сашки насчёт Никиты? — сажусь на своё место напротив.
— В смысле? — парень выглядит слегка озадаченным.
— Ну, расспрошу у него, что да как? Говорил Никита про тебя что-нибудь или нет?
Лёнька внезапно хмурится:
— Ага, ещё спроси сразу, не имеет ли он гомосексуальных наклонностей и не нравятся ли ему мальчики?
— А это-то тут при чём? — непонимающе переспрашиваю я и приподнимаю одну бровь.
— Ну, сама посуди, — Лёнька чуть склоняется ко мне. — Ты вдруг позвонишь Сане и начнёшь интересоваться у него о том, как относится ко мне Никита? Тут любой дурак заподозрит что-то неладное, — в конце друг хмурится ещё сильнее, а затем буквально утыкается носом в свою кружку.
Это похмелье так на него повлияло, что ли? Чего он вдруг такой раздражительный?
— Да я и не собиралась ему звонить, — пожимаю плечами и делаю глоток чая.
Лёнька тут же поднимает на меня вопросительный взгляд.
— Просто, Сашка предложил сегодня прогуляться, я и подумала, что он наверняка вспомнит вчерашний вечер. Вот я бы и спросила… так, невзначай. Что в этом такого? — разворачиваюсь боком к столу, прижимаю к груди одно колено и, прислонившись к спинке стула, продолжаю цедить свой чай.
Лёнька некоторое время молчит. Вижу боковым зрением, что парень не сводит с меня пристального взгляда. А затем вдруг пододвигается совсем вплотную к столу и произносит так тихо, словно собрался поведать мне какую-то страшную тайну:
— А вы, это… Между вами вчера что-то было, что ли? Или…
Я едва не поперхнулась.
— С чего ты взял? — чуть сиплым голосом бормочу я, затем откашливаюсь.
— Ну, ты же сказала, что он предложил тебе прогуляться сегодня.
— И что? Это обязательно должно значить, что между нами что-то было? — я недоумённо округляю глаза, снова приподнимая одну бровь. Ну, Лёнька, ну даёт…
— Да нет, — парень отстраняется, опускает взгляд на тёмно-коричневую жидкость у себя в кружке. Какое-то время опять молчит, а затем решает уточнить:
— И ты пойдёшь?
Невнятно пожимаю плечами:
— Не знаю. Наверно.
— Так он тебе нравится?
В голове вдруг что-то щёлкает от его странного тона. Если бы не знала, что мой друг — гей, решила бы, что он разочарован этой новостью. Вновь перевожу на него взгляд и вытягиваю заговорщическую улыбку.
— А ты… ревнуешь, что ли?
— Нет! — Лёнька тут же активно мотает головой. — Чего мне тебя ревновать? Я, наоборот, рад, что ты в кои-то веки согласилась пойти погулять с парнем.
— Я ещё не согласилась, — продолжаю ехидно улыбаться. — Вот когда позвонит, там и решу.
— А чего тут решать-то! — Лёнька всплескивает руками. — Иди, конечно! Парень он хороший, не ловелас какой-нибудь. Я его давно знаю. Познакомились ещё раньше, чем с Никитой.
Вот же бабка-сводница этот Лёнька. Иногда мне кажется, что у него пунктик по поводу того, чтобы найти мне парня.
— А чего сам с ним… ну… — чёрт, не могу сдержать рвущееся желание поиздеваться. — Чего сам его не охмурил, раз давно знаком?
Друг внезапно осекается, опускает глаза, затем снова поднимает на меня, и я отчётливо вижу в них недоумение, вопрос и толику укора.
— Да ну тебя! — парень машет на меня рукой, забирает свой чай и поднимается с табуретки. — Опять издеваешься, — затем спешно уходит в комнату.
Некоторое время сижу молча, смотрю в окно. Улыбка с лица так и не сползает. Конечно, я понимаю, зачем он всё это говорит и делает. Почему так часто поднимает эту тему: из-за долгого отсутствия у меня отношений с противоположным полом. Друг каждый раз пытается понять причину и ищет любые возможности избавить меня от одиночества, считая, что мне это необходимо. Что я и сама этого хочу, просто не говорю об этом. Но на самом деле мне просто наплевать. Я давно смирилась и забила на эту мысль. Для меня это чисто физиологическая потребность хоть иногда почувствовать чьё-то тепло. Не более. И я уже очень давно научилась жить, заглушая и давя эту самую физиологическую потребность. Иногда мне хочется всё объяснить другу, рассказать о причинах такого поведения, но, в конечном итоге, я просто не нахожу слов, не могу сформулировать мысль, а потому молчу.
— Лёнька! — спустя какое-то время всё-таки зову его, совершенно не волнуясь о том, что могу разбудить спящую Риту.
Друг явно медлит пару секунд, но затем-таки возвращается в кухню, замирает в дверях с кружкой чая.
— Чего? — слегка обиженным тоном спрашивает парень.
— Если Сашка позвонит, я пойду с ним прогуляться.
— М, — он помешивает напиток чайной ложкой с видом полного безразличия. На меня не смотрит. Обиделся, видать.
— И если разговор всё-таки зайдёт за тебя, то я обязательно поинтересуюсь насчёт Никиты.
Мне наконец-то удаётся привлечь его внимание. Хотя теперь он не выглядит таким перепуганным, как до этого.
— Но я спрошу аккуратно, как бы невзначай. Он ничего не заподозрит… Обещаю.
Друг какое-то время смотрит на меня, а затем опускает глаза и произносит тихое: «Угу».
* * * *
Дал слово — держи?
Ну да, особенно, когда ты так уверенно заявил об этом своему близкому другу. Тут уж теперь не отвертишься.
Сашка позвонил примерно в пятом часу и довольно прямо спросил, не передумала ли я. Нет, я, конечно, поломалась пару секунд, построила глазки и рожи Лёньке, который тем временем злобно шипел и ворчал на меня, но так, чтобы Сашка на той стороне телефонной линии ничего не услышал, но после всё-таки согласилась. Друг даже облегчённо выдохнул, когда услышал от меня короткое: «Где встретимся?». Такое впечатление, что эта прогулка больше нужна ему, чем мне. И тем не менее уже через двадцать минут я была готова.
Лёнька, всё так же неустанно подгоняя в спину, фактически выгнал меня из квартиры, напоследок прибавив:
— Чтоб до утра духу твоего дома не было!
— Так мне же на работу утром. Или ты забыл? — удивлённо попыталась возразить я, стоя уже в подъезде.