— Иди, переодевайся и жди меня внизу, — Ян поднимается, выходит из-за стола, сразу начинает расстёгивать свою белоснежную, хотя и сильно мятую рубашку.
Опускаю глаза и зачем-то спрашиваю:
— Может, вам поесть чего принести?
Ян вдруг замирает, переводит на меня вопросительный взгляд.
— Вы с самого утра тут сидите. Я подумала, что… быть может, вы голодны, — поднимаю невинный взгляд, чуть кривлю губы. Блин, зря я вообще это сказала. Мать Тереза недобитая. Мне очень знаком этот взгляд. Сейчас начнётся...
Но, к моему великому удивлению, не началось. Оставив мой вопрос без ответа, парень без стеснения снимает рубашку, оставаясь в не менее белоснежной майке, что облегает фигуру, подчёркивая все достоинства, подходит ко мне.
— Отнеси Альбине, — Ян протягивает рубашку мне.
Снова опускаю глаза, кажется, немного краснею даже. Ну что за бессовестная манера постоянно щеголять передо мной своей идеальной фигурой? Бесит аж.
— Хорошо, — забираю одежду из его рук. Видимо, это и есть ответ. Типа: отвали, сам как-нибудь разберусь.
Парень обходит меня и покидает кабинет.
* * * *
Ян спускается в холл примерно минут через двадцать. Переодетый, свежий, как всегда, благоухающий неизменным запахом своей туалетной воды. Мне кажется, он даже душ успел принять, не только переодеться. Вот же загадка природы. Ещё недавно на его лице рисовался чёткий образ усталости и измождённости, а сейчас парень выглядит, как говорится: на сто баксов. Если не на тысячу. Ну точно не человек.
— Князь ужаса, — с хмурой миной бормочу себе под нос, наблюдая, как Ян спускается по лестнице.
— Что? — упс, кажется, услышал. — Ты что-то сказала?
— Эм, говорю… хорошо выглядите, — и нацепляю вымученно-милую улыбку.
Ян снова смеряет меня долгим взглядом, но на этот раз уже подозрительным. Вертит в руках ключ на брелоке от машины с серебристым логотипом марки «Мерседес». Затем, видимо, не находит во мне то, что надеялся отыскать, и просто идёт вперёд. Я хвостиком за ним через центральные двери, мимо мрачных охранников во дворе (те почтительно кивают юноше, на что хозяин дома вообще никак не реагирует), прямиком в огромный гараж. Уже знакомый чёрный спортивный Мерседес, переднее пассажирское место и долгая напряжённо-молчаливая дорога до элитного района города. Ну, на самом деле ехали мы не так уж и долго (этот тип вечно водит, как Шумахер), но в присутствии Яна время словно замирает. И чем больше ты жаждешь его ускорения, тем медленнее оно проходит.
Знакомая высотка, подземная стоянка, лифт, последний этаж. Ян открывает дверь, входит в прихожую, бросает ключи от квартиры и авто на небольшую тумбу. Касается какой-то белой панельки на стене, кажется, с сенсорным датчиком (или чем-то похожим на него), под потолком загорается свет. О, надо же! Так вот, оказывается, как он тут включается. Чудо техники, ей-богу. Парень снимает пальто, вешает его в шкаф. Повторяю его движения, только ещё разуваюсь сразу, но не тороплюсь проходить вглубь квартиры.
— Значит, так, — Ян упирает руки в бока, осматривается, как будто в первый раз сюда пришёл. — На тебе все комнаты, кухня, кабинет, ванная, прихожая, — снимает обувь, ставит её рядом с моими сапогами.
Я тяжело вздыхаю. Собственно, чего и следовало ожидать. Кошусь на туфли, сдерживая идиотское желание отодвинуть свою обувь от его.
— На террасе можешь не убирать, — прибавляет он затем и направляется по коридору, как я предполагаю, в гостиную. Ну, и на том спасибо. Молча семеню следом. В гостиной Ян тоже включает свет, но на этот раз с помощью пульта. Кажется, именно им он в прошлый раз открывал жалюзи огромного панорамного окна. Видимо, управление мелкими электроприборами задействовано в этой небольшой белой штуковине с кнопочками... Не, реально чудо техники.
Я на долю секунды столбенею. Осматриваюсь вокруг. Кажется, тут не так давно была весёленькая гулянка. Теперь понятно, зачем нужно убираться во всей квартире. Хотя одно радует, присутствие откровенного срача не наблюдается.
После Ян откладывает один пульт обратно на стеклянный журнальный столик и берёт другой, включает телевизор. Пару секунд думает и прибавляет:
— Знаешь, а вообще, сильно не заморачивайся. Просто прибери тут, помой посуду, пропылесось...
Охренеть «просто».
Он, наконец, переводит внимание на меня:
— Как только закончишь, можешь быть свободна.
Секунду смотрим друг на друга. Я, видимо, в ожидании команды.
— Всё, — Ян негромко хлопает ладонями. Ага, вот она. — Вперёд и с песней.
«Боюсь, если я запою, у тебя уши в трубочку свернутся», — хочется произнести это вслух, но я вовремя успеваю заткнуть особо болтливую личность внутри себя. Всё так же молча киваю и лениво бреду в ванную комнату, чтобы взять всё необходимое для уборки. По правде говоря, я уже изрядно устала. Так что нужно быстрее покончить с этим и валить домой.
Примерно через полчаса после нашего приезда Ян куда-то звонит и заказывает еду на дом. Ага, значит, даже Князь ужаса иногда кушает. Хотя если курьер привезёт коробку с дюжиной младенцев, я не удивлюсь. Пока я занимаюсь уборкой в комнатах, Ян ужинает в гостиной, одновременно смотрит телевизор. Судя по голосам и тому, что они несут, это какие-то до жути скучные каналы. Меня парень не дёргает, да и вообще ведёт себя так, словно я призрак какой-то. Как будто посуда и мусор сами по себе убираются и пылесос, подобно сверхкибернетической машине с искусственным разумом, по собственной воле катается из комнаты в комнату и собирает всё ту же пыль. Очень тихий, кстати, пылесос. Но с моей стороны жаловаться глупо. Гораздо спокойнее работается (убирается), когда Ян не пытается в очередной раз довести меня до белого каления. И не дёргает по всякой фигне. А он это очень любит. И умеет.
Кульминацией всего рабочего процесса становится кухня. Я как раз закончила с посудой, вытерла руки о полотенце и отправилась в гостиную сообщить о проделанной работе. И каково было моё удивление, когда я обнаружила Яна мирно спящим в кресле. Надо бы его разбудить, наверно. Так и поступаю.
— Ян Валерьевич, — тихо зову я, но парень не реагирует. — Ян Валерьевич, — снова повторяю его имя и снова никакой реакции. Присматриваюсь, приближаюсь на пару шагов. Может, он умер? Подхожу ещё ближе.
— Ян, ёпрст… — чуть повышаю голос, опасливо тыкаю парня в плечо указательным пальцем. — Проснись, — наклоняюсь ближе и уже громким шёпотом:
— Пожар, пожар! Мы горим, Ян! Ау…
Телевизор всё так же продолжает балаболить о своём… и больше никаких звуков. Такая странная глубокая тишина. С улицы не доносится привычного приглушённого гула машин, какой очень хорошо слышно в квартире у Лёньки. Вообще такое впечатление, словно кто-то вырубил звук, оставив только этот чёртов телевизор.
Я зачем-то сажусь на колени рядом с креслом, в котором сидит Ян, складываю руки на подлокотнике, кладу на них подбородок и некоторое время внимательно наблюдаю за спящим парнем. Я не слышу его дыхания из-за включённого телевизора, отчего хочется приложить ухо к его груди, прислушаться. А вдруг и правда помер! Но я вижу, как размеренно поднимается и опускается его грудь. Нет. Всё-таки дышит. В какой-то момент понимаю: он ведь может проснуться в любой момент! Чего я тут расселась и откровенно пялюсь на него? Но эти мысли разума не находят поддержки у других органов чувств или частей моего тела. И я всё так же продолжаю сидеть на коленях, наблюдая за юношей. Разглядываю его поистине аристократические черты лица. Как оказалось, чуть грубоватые, но в целом очень гармонирующие друг с другом. Особенно сейчас, когда парень спит. Он словно не настоящий, будто фарфоровый даже. Благородный Граф... ага. Прибывший из какого-нибудь семнадцатого или восемнадцатого века. На суперсовременной машине времени... Хотя это уже стимпанком каким-то попахивает. Глядя на это лицо, даже не верится, что оно принадлежит редкостному засранцу и подонку. Поистине жестокому человеку.
Впервые вижу Яна таким умиротворённым, с ярким оттенком усталости на лице. Сейчас он кажется ещё более красивым, но в то же время кое-что резко контрастирует с его непривычным спокойствием. Он хмурит брови, даже когда спит. Можно подумать, что ему всегда снится что-то плохое. И даже несмотря на то, что я впервые застала его в таком состоянии, он не кажется мне беззащитным. Наоборот. А ещё в мозгу с каждой секундой всё больше крепнет мысль: ему действительно всегда снится что-то плохое.