— Чего встала? Проваливай, — поддакивает она затем.
Да и слава яйцам! Катитесь вы… куда подальше! Сдерживая рвущиеся маты и скрипя зубами, быстро покидаю холл. Слышу, как Ян ещё что-то говорит, а Оксана начинает смеяться. Громко так, демонстративно. Бесит! Капец, как это бесит, но ещё сильнее я чувствую внезапную обиду. Она обжигает щёки красным румянцем. Дура, блин. И на что только надеялась? Я ведь с самого начала знала, что Ян — говнюк ещё тот, и Оксана — отличная партия для него. Они стоят друг друга. Но, чёрт возьми, почему мне так обидно снова слышать от Яна нечто подобное во вполне привычном для него тоне? Быть может, из-за того, что ещё утром парень был в отличном настроении, а сейчас… всё снова вернулось на свои места. С самого утра глаза мозолю? Конечно, к такому куску говна, как я, просто нельзя относиться как-то по-другому. Да и зачем?
Иногда у меня действительно крепнет уверенность в том, что в этом доме живут два Яна. Два брата-близнеца. Причём хорошего Яна мне удаётся видеть гораздо реже, чем этого высокомерного ублюдка.
* * * *
Когда приезжаю домой смертельно уставшая и разбитая, застаю Лёньку спешно собирающимся куда-то.
— О, я как раз собирался тебе звонить, — друг стоит у большого зеркала в коридоре, рассматривает своё отражение.
— Зачем? — без интереса роняю я, снимаю пальто, сапоги, беру сумку и сразу иду в комнату.
— Ритка днём звонила. Сказала, что договорилась с парнями встретиться сегодня.
— А, — честно, мне глубоко наплевать. Если сейчас позовёт идти с ними — откажусь. Нет у меня настроения для прогулок. Да и спать жутко хочется.
— Ты, кстати, в курсе, что она с Лёхой, кажись, замутила?
— Правда?
— Ага. Они вчера гулять ходили вдвоём. А до этого, когда сидели у них на студии, Лёха попросил у неё номер мобильного.
Бросаю сумку на диван, иду в кухню. Лёнька хвостиком за мной.
— Ну, этого следовало ожидать, — небрежно пожимаю плечами, проверяю, есть ли вода в чайнике и горячая ли она. Горячая. Хотя, по правде, ни пить, ни есть не хочется. — Это ж Ритка. Она всегда была скорой на отношения с первым встречным.
Лёнька резко замолкает, заглядывает с подозрением мне в лицо.
— Алён…
Не реагирую. Не смотрю на него, без интереса оглядывая содержимое холодильника. О, шоколадная паста. Может, бутерброды сделать?
— У тебя всё хорошо?
— Да. Нормально всё. А что? — нет, на фиг эти бутерброды и пасту туда же. Просто попью пустой чай и пойду спать. Распрямляюсь, возвращаюсь к обеденному столу.
— Не знаю. Вид у тебя какой-то… — Лёнька присматривается. — Тёмные круги вон под глазами. — Затем внезапно хмурится. — Этот козёл опять, что ли, что-то тебе наговорил или сделал?
— Какой козёл? — не понимаю я.
— Какой-какой… Твой чёртов работодатель!
— А. Да нет, — зачем-то вру я. Хотя дело на самом деле не в нём. — Я не спала всю ночь. Устала очень.
— Правда? — не верит, походу.
— Правда, — киваю и выдавливаю из себя самую искреннюю улыбку, на какую я только сейчас способна.
— Значит, с нами не пойдёшь? — Лёнька расстраивается.
— Нет, Лёнь. Сегодня без меня. Я реально вымоталась за целый день. И спать жутко хочется.
— Ну ладно, — кивает друг и возвращается в коридор. — Сашке от тебя привет передать? — спрашивает уже оттуда.
— Да, передай. И всем остальным тоже, — а то будет слишком подозрительно выглядеть, если привет «принесут» только для Сашки.
Наконец определившись с выбором рубашки (я даже прифигела слегка, не часто мне доводилось видеть Лёньку в рубашках), парень быстро собирается, зачем-то чмокает меня в лоб, пока я сижу на кухне — пью свой чай безо всего — и, сказав, чтобы я отдыхала, убегает на встречу с парнями.
Некоторое время тру лоб кончиками пальцев.
— Чудеса.
Допив чай, возвращаюсь в комнату. Переодеваюсь в домашнюю одежду, беру пульт от телевизора, перетаскиваю одну подушку на неудобный диван, ложусь и закутываюсь в старенький плед, как в кокон. По телику идёт какая-то молодёжная комедия. Даже не пытаюсь вникнуть в суть фильма. Некоторое время просто лежу, пока, в конце концов, не проваливаюсь в сон, навеянный усталостью.
22 февраля
* * * *
На следующее утро в доме Яна меня ждал очень неприятный сюрприз. С одной стороны, это было вполне ожидаемо, но с другой…
Как я ни старалась заставить себя поспать ещё часок, ни хрена у меня не вышло. Только ворочалась туда-сюда, с одного бока на другой, под конец даже разнервничалась. Закон подлости. В кои-то веки появилась возможность как следует выспаться, но, видимо, из-за того, что легла вчера слишком рано, сегодня опять проснулась ни свет ни заря. Хотя позавчера я вообще не ложилась, но суть не в этом. Я снова вызвала себе такси, снова удивила охранников своим ранним появлением, снова на цыпочках прокралась к себе в комнату. Настроение с самого утра было паршивым, а потому я решила не начинать уборку до тех пор, пока не стукнет семь утра и пока все не проснутся. Хватит с меня добродетельной самодеятельности. Всё равно никто не оценит.
Чертовски хочется есть. Я бреду в кухню и замираю, увидев там Оксану. Пять минут назад проходила через запасной ход — её не было, и тут на тебе — нарисовалась. В белой, сильно мятой рубашке, скорее всего Яна, и нижнем белье. Девушка сидит, развалившись, на стуле, закинув обнажённые ноги на обеденный стол. Перед ней стоят тарелки с закусками и фруктами, бутылка вина. И где только воспитывали этих деток «голубых» кровей?
Она поднимает на меня чуть мутные глаза:
— Снова ты.
Ага, представь себе. Я тут работаю вообще-то. Не отвечаю, просто подхожу к холодильнику, открываю его и пытаюсь выбрать хоть что-нибудь. Хотя присутствие Оксаны аппетит портит однозначно.
— А я смотрю, ты тут уже освоилась, — со странной усмешкой замечает девушка, наливает себе ещё вина, делает глоток.
Какого хрена её сюда принесло? Разве она не должна быть с Яном?
— Прям как у себя дома. Приходишь, когда вздумается, делаешь, что захочется. Любую другую прислугу уже десять раз бы отчитали, а быть может, и уволили бы, — она делает паузу, снова отпивает вина, отрывает одну ягодку от грозди винограда, закидывает её в рот.
Это и называется пьяным бредом? Что она несёт вообще? Делаю, что хочу? Видимо, в идеале я должна по воздуху летать и не попадаться никому на глаза. А лучше всего и не дышать ещё. Хотя я бы с радостью не дышала, одно присутствие этой курицы портит кислород в радиусе километров трёх, не меньше.
— Что, понравилась красивая жизнь? Эй, ты! Я с тобой разговариваю, — она не выдерживает, скидывает ноги со стола, шлёпая о кафель босыми стопами, чуть склоняясь ко мне.
— Какая, нахрен, красивая жизнь? У тебя с головой, что ли, проблемы? — устало вздыхаю я. Может, пирожные взять, или… а тут у нас что? Заглядываю в небольшую кастрюльку. О, салат какой-то.
— За языком следи, — фыркает Оксана, снова откидывается на спинку стула.
— Как вам будет угодно, — бормочу с кислой миной холодильнику, но уже тише. Достаю кастрюльку, беру тарелку, накладываю себе салат. И, кажется, она не слышит мои слова, потому что продолжает:
— Не пойму только, чего он так с тобой носится? — Оксана задумчиво говорит бокалу у себя в руке. — Эти придурки вечно развлекаются с какими-нибудь уличными шалавами, но Ян… — она вдруг поднимается, подходит ко мне, упирается бёдрами в тумбу гарнитура, прижимает одну руку к груди, в другой вертит бокал со спиртным, и с подозрительным видом спрашивает:
— Ты ему дала, что ли?
Я едва не поперхнулась, ибо как раз отправила в рот первую ложку салата на пробу.
— Чего? — перевожу на неё недоуменный взгляд. А мы, оказывается, примерно одного роста. И сейчас, без тонны косметики, она уже не выглядит такой искусственно-глянцевой и сногсшибательной, как обычно. Вполне стандартная.
— Ну, или, может, отсосала хорошо? Он любит минеты, — кривая ухмылка. Оксана делает глоток вина.
Какая бесценная информация. Интересно, на моём лице очень хорошо виден вопрос типа: «Ты ебанулась, подруга?». Выгибаю одну бровь.