Лёнька прав. Если бы с самого начала делилась с ними всеми своими переживаниями, если бы с самого начала рассказывала им всё… Они бы не становились невольными участниками событий, которые мало кому могут понравиться. Не переживали бы о том, что даже толком понять не могут. Потому что я молчу. Если бы только я была с ними более искренней.
Но я не была.
Ибо эгоистично решила, что теперь проблема под названием «Ян» — это только моя сугубо личная проблема. Мой грёбаный зловещий антагонист, а я… как бы и не супергерой, простая смертная. Но вынуждена бороться с ним. Противостоять этой буре сумасшедших событий, прекрасно понимая, что силы в данном поединке слишком не равны. Я и по сей день не имею ни малейшего понятия, как решить эту ситуацию. И каждый раз все, кто оказывается поблизости, попадают в эпицентр очередного «взрыва».
Лёнька и Рита. Они всё это время волновались за меня, а я… просто молчала. Сейчас я понимаю, что, окажись я на их месте, я бы тоже волновалась. Переживала за каждого из них. Не находила бы себе места и всякий раз пыталась бы понять, вникнуть в суть проблемы, корень ситуации. Каким бы огромным он ни был и как бы глубоко под землю, во тьму ни уходил. Да что там… Я ведь уже была на их месте.
На губах вдруг сама собой возникает горькая усмешка, когда я выхожу из последней на сегодня маршрутки на очень знакомой для меня остановке. Горечь и желчь этой усмешки адресована от меня мне же. Я иду по знакомому маршруту и думаю о том, какое же я всё-таки дерьмо. Просто невероятный кусок дерьма. Данный факт уже не однократно доказан известной личностью. Так что уж? Продолжу и дальше катиться по наклонной, ведь курс уже давно задан, хоть и не был осознан мною до конца.
Поднимаю глаза и вижу перед собой те самые роскошные чёрные врата... в мой персональный ад. Вот я приближаюсь к небольшому домофону с экраном, нажимаю на кнопку звонка. Мозг рисует мне больную картину того, как грёбаное исчадье ада, Принц лжи и ужаса выходит ко мне, распахивает врата и впускает внутрь. С привычной высокомерной, переполненной едкостью и неподдельным триумфом улыбочкой…
…
Меня возвращает к реальности яркий свет, бьющий по глазам. Музыка в наушниках вдруг замолкает. С левой стороны что-то противно пищит. Озираюсь, вижу яркие огни нескольких машин, остановившихся на светофоре перед пешеходным переходом. На той стороне дороги зелёный человечек во тьме застыл в размашистой позе шага. Под ним такой же зелёный таймер отсчитывает секунды. Девятнадцать, восемнадцать…
Перехожу по пешеходному переходу, через пару мгновений я на широкой площадке перед родным университетом. Достаю старенький и обшарпанный второй сотовый, который последние несколько лет использую в качестве плеера, предполагая, что у него села батарейка. Так и есть. Вынимаю из ушей наушники, оставляю их болтаться на груди и уже в тишине прохожу дальше, мимо большого здания, вдоль неприметного сквера, к круглосуточному супермаркету. Захожу внутрь, покупаю пачку сигарет, возвращаюсь в сквер, сажусь на одну из лавочек, распаковываю отраву. Закуриваю.
Хоть уже и начало марта, но на улице поздними вечерами по-прежнему холодно. Плотнее застёгиваю молнию куртки, натягиваю платок почти до самых губ, убираю одну руку в карман и чуть съёживаюсь, втягивая голову в плечи. Какое-то время сижу неподвижно. Смотрю в одну точку.
— И зачем припёрлась сюда? — издаю глухой смешок. — Не понятно.
Достаю сотовый, снимаю блокировку. Половина первого ночи. Бесцельно листаю страницы меню, захожу в приложения соцсетей, после почти сразу закрываю их. Затем открываю список звонков. Последний исходящий вызов — «Ритка». Ниже — «Лёнька». Листаю вниз, пока взгляд не выхватывает из списка и палец на автомате не останавливает движение иконок на экране гаджета.
— Серьезно, Алёна… Ты же не собираешься ему звонить после всего? — пристально смотрю на имя контакта: «Придурок». Затем пролистываю вверх, снова останавливаю движение иконок. Это забавно и печально одновременно, но, кажется, мне совершенно некому звонить. Я могла бы вновь попытать удачу с Лёнькой, однако если друга не было дома, скорее всего, он с ребятами на студии. Или ещё где-нибудь. В отличие от меня друзей у него достаточно. И сейчас он совершенно точно пьян. А если он пьян, то и диалога у нас с ним не получится. Можно снова позвонить Ритке. Хотя, уверена, эффект будет тот же. Она, скорее всего, с Лёхой. Уверена. А ещё я уверена, что для неё сейчас данный субъект гораздо интереснее моих внезапных скитаний по ночному городу.
Ещё раз пролистываю список контактов, останавливаю на нужном, несколько секунд медлю, затем всё-таки нажимаю на «вызов».
— Алло, — почти сразу раздаётся на том конце телефонной линии.
— Привет. Не разбудила?
Собеседник медлит, но затем всё-таки отвечает:
— Привет… Нет, не разбудила. Что-то случилось?
— Типа того, — издаю тихий смешок. Что я там говорила некоторое время назад про «редкостный кусок дерьма»? Ага. Точно… — У меня просьба. Вернее даже… вопрос.
— Какой?
Слышу, как мой собеседник, кажется, идёт куда-то. После всё стихает. В динамике едва слышно, как щёлкает зажигалка.
— У тебя можно переночевать?
8 марта
* * * *
Так как маршруток на сегодня уже не будет, приходиться вызывать такси. Минут за пятнадцать добираюсь до знакомого района недалеко от центра города. Расплачиваюсь с водителем, выхожу из машины. Мой неожиданный «спаситель» уже ждёт меня у высоких обшарпанных дверей парадной. В кроссовках, тёмных спортивных штанах с узкими резинками внизу, плотном коротком пуховике синего цвета. Молния расстёгнута, из-под куртки виднеется чёрная толстовка, на голове капюшон, недлинная чёлка растрёпана и едва-едва прикрывает глаза. Парень ёжится от холода и курит.
— Привет, — робко произношу я и останавливаюсь напротив в шаге от него. Неловко улыбаюсь.
— Привет, — кивает мне Сашка.
Из-за темноты и тусклого уличного фонаря не сразу, но замечаю пластырь на переносице парня. От этого вида становится ещё больше неуютно. Я даже не знаю, что Лёнька им сказал той ночью. Как отмазался?
Сашка какое-то время смотрит на меня, почти не мигая, а затем:
— Как ты?
Медлю, после невыразительно пожимаю плечами.
— Нормально. А ты?
Он повторяет мой жест, опускает глаза, делает затяжку и на выдохе:
— Пойдёт.
Повисает неловкая пауза. Казалось бы, наше общение с ним всегда было таким непринуждённым, простым. Нам всегда удавалось найти общий язык. А сейчас… Сейчас я даже не знаю, что ему сказать. Просто смотрю на него, и внутри так грустно и так погано одновременно, что выть хочется. Просто волком выть. Долбаный Ян и его долбаные выходки.
— Прости, — мне хватает сил только на это. Тихое и почему-то странно звучащее слово.
Сашка поднимает на меня вопросительный взгляд.
— За… — осекается, а затем, спустя недолгую паузу, дарит мне ту знакомую, пусть и несколько бледную, улыбку. — Я в порядке, правда. Так что не парься. Бывало и хуже.
— Мне, правда… очень жаль, что так вышло.
— Забей.
Стараюсь улыбнуться ему настолько искренне, насколько вообще могу.
— Пойдём внутрь, — он выбрасывает сигарету. — Холодно тут стоять.
— Да. Пойдём.
Молча мы заходим в здание, поднимаемся на второй этаж. Почему-то в коридорах темно, свет горит лишь на лестничных площадках. Доходим до дверей репетиционной. Сашка открывает дверь своим ключом, войдя, какое-то время шарит рукой по стене, как я думаю, в поисках выключателя. Спустя секунды под потолком загорается чуть тусклый свет.
— Вэлком, — произносит парень и, не оборачиваясь, проходит к низкому, но длинному журнальному столику возле двух старых диванов.
Захожу следом. Осматриваюсь, словно никогда раньше не бывала в репетиционной ребят. Замечаю на столике несколько немытых кружек. Видимо, остались после очередной посиделки. Бутылок нигде не видно, да и вообще относительно прибрано. В этом плане ребята очень чистоплотные.