— Направление на проживание в общежитии? — совершает фатальную ошибку эта Нина Георгиевна, решив уточнить.
Я даже зажмуриваюсь и втягиваю шею в ожидании ответа ректора.
— ДА!!! — ещё громче заорал мужчина и, кажется, как-то грязно выругался, но в сторону. Видимо, чтобы не смогли разобрать. — Подпишите и выдайте, — уже более сдержанно прибавляет Николай Никифорович и отключается.
Женщина переводит на меня такой непонимающе-перепуганный взгляд, что я не нахожу ничего другого, кроме как глупо улыбнуться ей и пожать плечами.
* * * *
— Ну! Что изверг сказал? Зачем вызывал? — набрасывается на меня с расспросами Ритка, стоит только выйти из кабинета ректора.
Делаю недоуменно-озадаченное выражение лица, приподнимая брови, и показываю подруге студенческий. Девушка бросает короткий взгляд на тёмно-синие корочки, затем на меня, затем снова на корочки. После выхватывает их у меня из пальцев, открывает. Вижу, как её безукоризненно ровные, покрытые татуажем брови ползут вверх, а красиво накрашенные глазки округляются и едва не вылазят из орбит. На лице чётко рисуется сперва неверие, затем удивление, а после она издаёт громкий… поразительно громкий визг, хватает меня за плечи и начинает трясти:
— Тебя восстановили?! Восстановили ведь?!
Я корчу гримасу, пытаюсь скинуть её цепкие ручонки движением плеч:
— Сбавь децибелы, женщина, а то я оглохну…
После девушка так же резко отцепляется. Смотрит на мой студенческий, как на кусок золотого слитка, что по совершенно невероятной случайности умудрилась обнаружить на полу одного из коридоров вуза. И теперь эта находка сулит внушительное материальное обогащение моей подруге.
Ритка начинает прыгать на месте, прижимая к груди мой студенческий, просто светится от счастья:
— Тебя реально восстановили! Глазам своим не верю.
Боги безумные, она радуется так, словно это ей вновь позволили учиться в нашем высшем образовательном учреждении, а не мне. Сумасшедшая, дурында.
— Да-да, меня восстановили, — обречённо вздыхаю я и с лёгкой улыбкой смотрю на подругу. — Я сама не поверила сперва своим ушам, а затем глазам, когда…
— Тебя восстановили!! — резко перебивает меня Рита новой волной восторженных воплей, вновь кидается ко мне и виснет на шее.
— Чёрт… Рита, твою-то за ногу. Ты меня задушишь…
— ТВОЮ за ногу!! Дура, тебя восстановили!
Часть 16 — Странные дни
Разумеется, не обошлось без расспросов. Ритка не была бы собой, если бы не стала допытываться: с какого такого невероятного перепугу Николай Никифорович, этот «изверг» нашего не очень знаменитого вуза, вдруг снизошёл до милости и решил восстановить мою скромную и не слишком-то подающую надежды в учёбе персону. И, разумеется, девушка хорошо помнила, по чьей милости меня собственно отчислили когда-то. В большей степени на подобные вопросы подруги я привыкла отвечать уклончиво и односложно. Радовало, что Лёнька никогда не страдал повышенной степенью любопытства. А вот Ритка… страдала. К моему великому неудовольствию.
Так что пришлось рассказать ей буквально дословно о том, что именно происходило в кабинете Николая Никифоровича. И про внезапно нарисовавшиеся весьма и весьма сомнительные «родственные связи» с власть имущими сего города, и про очередное непрошенное вмешательство Яна, и про угрозы. Хотя вот про угрозы мне и самой было до смерти интересно. Что, чёрт возьми, нужно было наговорить нашему ректору и чем пригрозить, чтобы так ловко вывести его из себя, но при этом умудриться не сделать ещё хуже, чем было?
Даже наоборот…
Да-а, в этом весь Ян. Его кошмарное великолепие и подавляюще гротескное влияние Князя Тьмы и Ужаса. Только он умеет так мастерски балансировать между образом благородного и успешного молодого Графа (бизнесмена) и Оттоманом (главарём) местной повергающей в ужас всех «мирных жителей» непобедимой Ганзы профессиональных «головорезов и убийц». Ага, моя больная фантазия умеет сделать из любого среднестатистического и не очень индивида подобие фантазийного персонажа. Ещё никогда и ни в одном человеке я не встречала настолько катастрофически ядерной смеси бесконечно поражающих противоречий. И, как это ни прозвучит, что-то время от времени в этом исчадье инфернальной преисподней действительно вызывает во мне чувство восхищения.
После окончания моего не слишком продолжительного, но весьма познавательного рассказа Ритка пребывает в состоянии неслыханно-безобразного восторга.
— Позвони ему, — предлагает подруга, когда мы, покончив со всей необходимой бумажной волокитой, заходим теперь уже во вновь нашу общую комнату.
— Кому? — прикидываюсь я дурочкой. Снимаю куртку, кроссовки, прохожу к своей кровати. Меня удивляет и одновременно настораживает факт того, что выглядит она ровно так же, как я видела её в последний раз. Подушки и одеяло на месте, постельное тоже, покрывало заправлено… Не нахожу этому никакого логического объяснения, пожимаю плечами и с лёгким прыжком плюхаюсь на неё, откидываясь на бок и на спину. Смотрю в белёный потолок.
— Яну! Кому-кому… — подруга раздражается, потому что сразу понимает, что за тактику я решила избрать в разговорах об известной личности. — Позвони, говорю! И нефиг рожи корчить. Этот парень нашего Никифоровича едва ли не до припадка довёл, чтобы восстановить тебя обратно. А ты знаешь, каким может быть этот изверг в гневе. Так что твой блондинчик заслужил хотя бы слова благодарности.
И всё-таки я, наверное, никогда не перестану поражаться легкомысленности и чрезмерной отходчивости своей подруги.
— Он не мой… блондинчик, — недовольно ворчу в ответ.
— А чей же тогда?! — возмущается Ритка. — Не со мной же он носится как с исписанной торбой.
— Носится? — удивляюсь я, всё ещё продолжая пялиться в потолок.
— Вот именно, что носится. Если бы такой парень бегал за мной, я ни за что в жизни не упустила бы такого шанса. А ты, дура, — девушка внезапно подходит ко мне, несильно пинает по стопе, — лежишь тут обмороком и делаешь вид, что тебе всё до лампочки.
— Так забирай себе, — отвечаю со вздохом я. — Мне не жалко.
— Нет уж, — Ритка снова отходит. Не вижу, что делает, но чем-то шуршит. — Блондинчик тебя выбрал, значит, тебе и решать, как с ним быть. И я, блин, прекрасно вижу, что тебе он тоже небезразличен, а потому считаю своим святым долгом, как твоей лучшей подруги, дать совет, — девушка снова подходит ко мне, на этот раз пихает меня коленом во внешнюю сторону бедра:
— Позвони ему. Не будь гордой дурой.
Я лишь морщусь и даже не предпринимаю попытки подняться и как следует отвесить этой надоедливой девке затрещину. Даже если Ритка и права, у Яна Валерьевича… как его там? А, Вольских, уже и так есть очень негордая дура, которая бегает за ним как собачонка. Она-то уж давным-давно наплевала и на свою гордость, и… на всё в общем, лишь бы быть рядом с этим отвратительным несносным типом.
От упоминания в мыслях невесты Яна чувствую, как внутри начинает подниматься раздражение.
— Не думаю, что это хорошая идея. К тому же… — вытягиваю руку вверх перед лицом и разглядываю свои худые длинные пальцы, не короткие ногти и не менее худосочную кисть. — Он меня типа уволил. Всё что сейчас происходит, ожидаемо, ибо Ян сам мне об этом сказал. Не вижу тут ничего такого. Да и разошлись мы в последнюю нашу встречу не очень-то хорошо. Хотя-я… — в очередной раз кривлюсь, — мы всегда расходились не очень-то хорошо. Он отвратительный самодовольный говнюк с манией величия. Зачем мне звонить отвратительному самодовольному говнюку?
— Говнюк, не говнюк… — отстранённо буркает подруга.
Бросаю короткий косой взгляд в сторону. Теперь я имею «удовольствие» наблюдать Ритку — крутящейся перед зеркалом, поправляющей макияж.
— Он восстановил тебя в институте, — вновь повторяет она свой сомнительный аргумент.
— Ага… А по чьей, простите, милости меня отчислили?
— Взял тебя на работу и платил очень неплохие деньги, насколько я знаю, — Ритка резко поворачивается в мою сторону и тычет кисточкой от туши. — А ещё этот самодовольный говнюк защитил тебя от Рената. И нас тоже.