А невидимый режиссёр всё терзал и терзал её бесконечным повтором семейного видео, к которому она, Ирма, не имела никакого отношения. Она была совершенно чужой собственному сыну, которого теперь уже не найдёт.
Что-то стукнуло совсем рядом, протяжно скрипнуло. Ирма вздрогнула, сумка упала с плеча, а видео неожиданно изменилось. Экран пошёл рябью, а затем на нём возникло лицо Ирминой матери. Бледное, осунувшееся. Ирма замерла, всматриваясь в заострённые черты родного человека.
-- Здравствуй, Ирма, - зазвучал из динамиков осипший голос. -- Если ты смотришь это видео, значит, у неё всё получилось, и мы уже вряд ли когда-нибудь увидимся. Прости, что не сумела тебя защитить. За всё прости. Я... - она осеклась, вытерла ладонью одинокую слезу. Ирма подошла к экрану, коснулась подушечками пальцев.
Но изображение никак не отреагировало, продолжая жить собственной, записанной на плёнку жизнью.
-- Мне нужно столько тебе рассказать, - совладав с собой, продолжала мать. -- А я не знаю, с чего начать, - она усмехнулась.
"Начни с главного", - мысленно попросила Ирма и отступила на шаг.
-- Пожалуй, начну с главного, - будто в ответ донеслось из колонок. -- Я никогда не была тебе хорошей матерью... Нет, не так. Я вообще не твоя мать, Ирма. Не родная... Родной была моя сестра. Сводная...
Смысл сказанного не укладывался в Ирминой голове. Она не понимала, как могло быть, чтобы женщина, вырастившая и воспитавшая её, не была ей родной? Нет. Ирма замотала головой, отгоняя лезущие в мозг неправильные мысли. Она не верила, что такое могло быть с ней. Это...признание вместе со странной и пугающей обстановкой сильно напоминало слезодавительную сцену из дешёвой "мыльной оперы", над которыми Ирма смеялась, как над нереалистичными. А может, это мама свихнулась в тюрьме? Оно и немудрено. Там...
-- Ритка была внебрачной дочкой отца, - холодный голос оборвал мысли Ирмы. -- Папа изменил нам лишь однажды. А потом неожиданно решил уйти из семьи. Мама не выдержала. Покончила с собой...
Ирма почувствовала, как по щеке скатилась слеза. Ей никогда не объясняли, почему умерла бабушка. В их семье эта тема была под запретом.
А мать продолжала рассказывать о своей сестре. Ирма напряглась. Ей недавно тоже кто-то рассказывал об этой самой Ритке. Но кто?
"Ритка была побочной дочкой твоего деда..." - вдруг промелькнули в памяти слова и голос Алёши. Алёша, всё верно. Именно он говорил ей о Ритке. И ещё что-то важное.
"...ты очень на неё походила... Ты её дочь...", - эхом отозвался в памяти голос Алёши. Глаза защипало, задрожали пальцы.
-- ...Ты всегда была очень на неё похожа, - Ирма перевела взгляд на экран. -- И меня это страшно раздражало, потому что твой отец души в тебе не чаял. Всё время видел в тебе свою любимую Маргаритку, - Марина скривилась.
А Ирма всё поняла. Никто из них не сошёл с ума. Слова матери были правдой. Жестокой, непонятной, которую сложно принять. И с которой Ирме придётся жить дальше, если она сможет.
-- А я... я срывалась на тебе... Но ты и сама многое наверняка помнишь и знаешь теперь...
Ирма помнила. Бесконечные запреты: туда не ходи, с тем не дружи. И свои побеги из дома, драки в школе. И каждодневные скандалы родителей в короткие заезды отца домой. И первую пощёчину, которую мать залепила ей, когда Ирма застукала её с другим мужчиной. И смерть отца, вмиг сбившую спесь с хорохорившейся Ирмы. И жизнь по течению, будто подёрнутую туманной дымкой забытья. И блестящий скальпель в материнских руках. Скальпель, которым Ирма убила человека... И признание Павла, что он всё время, что они встречались, шпионил за Ирмой по указанию матери. И компромат, и психушку...
Воспоминания калейдоскопом замелькали в памяти, разносились по полутёмной комнате, облачённые в материнские слова. Материнские? Ирма устало посмотрела на экран. Эта измученная, раздавленная грузом собственной злости и лжи женщина не знала ровным счётом ничего о материнстве. Теперь Ирма понимала, почему Марина так относилась к ней. Ненавидела всю жизнь, потому что Ирма невольно отняла у неё любовь своего отца. И любовь Алекса Ирма тоже украла...
Ирма обхватила руками плечи. Дрожь проникала до костей, сливалась со жгучей болью, испепеляющей изнутри.
-- Долгое время считалось, что твоя мать умерла при родах, - холодно говорила Марина. -- Пока отец, дед твой, не показал мне её в своём центре. Тебе тогда лет восемь было, - она закурила. -- Я тебя возила к отцу в клинику на процедуры. Генотерапия, будь она неладна, - кривая усмешка застыла на её бесцветных губах. -- Ритку тоже "лечили" генотерапией. Только от чего, я до сих пор не знаю. Отец что-то объяснял, но я не помню ни единого его слова. Только Ритку. Серую, как пыль. Утыканную множеством иголок. Обвешанную трубками и проводами. Окружённую людьми в белых халатах. Они вводили ей какие-то препараты, отчего она начинала конвульсивно дёргаться, из глаз текла кровь, изо рта - ржавая пена...