– Сизым кречетом! – заржал Нил. – Помнишь, как он с вьюшками-то? Чуть всю поварню не спалил, когда девку свою очередную тама урабатывал.
– Помню! – хрюкнул Сучок. – Тоже ведь думали – баловство! Ну кто так строит-то? Я ужом изворачивался, чтобы от них отбрыкаться!
– Да уж, Плава сказывала, какую рожу ты перед Лисовинихой состроил – чисто блин, мёдом намазанный.
Нил скорчил умильно-благостную морду и запищал тоненько:
– Ну, так и решай, матушка-боярыня: не велишь мне на кухне в дымоходе эти дырки вертеть, так оно мне и не надо! А велишь… что ж, ваша печь, мы-то себе и на костерке на артель чего-нито сварим, мы люди привычные… А то вон Плава нас чуть помоями не окатила, за наше старание-то…
– А ты где был? – Сучок в свою очередь скорчил зверскую рожу. – Вместе решили, что нам эти вьюшки, как зайцу подковы!
– А я что, дурной, под помело да помои подставляться? – Шкрябка подмигнул своему старшине. – У нас на такие дела Кондратий Епифаныч по прозванию Сучок имеется, чай, старшина артельный – ему по чину положено!
– Ох и сволочь ты, Шкрябка!
– Сволочь, но хитрая! Сам ведь баял, что годный зодчий – это хитрый лентяй, – Нил опять подмигнул.
– Будя ржать! И правда без души работали! Даже когда Лис нас в оборот взял, не поверили. Я сам и не поверил!
– Эт верно, – Нил за разговором не заметил, что запряжённая в их телегу коняга давно встала на месте и принялась объедать траву то с одной, то с другой стороны дороги. – Помнишь, как девичий терем ладили? Знали, что самим там жить, а всё одно! Нынче здесь – завтра там, тут закончим – куда ещё пошлют… Вроде и ладно делали, а жили, как свиньи в берлоге!
– Гыы, гляжу, Шкрябка, запало тебе, как нас тогда Лёха облаял!
– А то! Он лаяться мастер. Как завернёт – закачаешься! Вот я и того, пользую помаленьку.
– Да, где только набрался, едрит его долотом?
– Уж где набрался, там и набрался…
– Слушай, Шкрябка, а ты когда впервой поверил, что выкупимся? Нутром поверил, не башкой?
– Эхе-хе, не знаю, как и сказать, Кондрат. Наверное, когда первую доску с лесопилки пощупал. До того всё не верилось…
– Ох, врёшь! – Сучок подкрутил ус. – А то я не помню, как ты топором играл, когда лесопилку ладили!
– Ладно, а сам-то! Колёса свои облаживал – аж целовался с ними! Думал, крайнему колесу присунешь сейчас, Сссучок! – Развеселившийся Нил сбил со своего старшины шапку.
– Ах ты, хрен гонобобельный! – Сучок схватил друга за шкирку и ткнул носом в сено, устилавшее телегу.
Привлеченная вознёй лошадь подняла голову и обернулась. Ездоки, будто ребятишки, кувыркались в сене, наплевав на то, что до ратнинских ворот оставалось сотни полторы шагов. «Идиоты», – фыркнула лошадь, а может, подумала. Или не подумала. Во всяком случае, коняга презрительно посмотрела на дурачившихся людей и, потеряв к ним интерес, схватила крепкими жёлтыми зубами пучок сочной травы.
– Вы чего там творите, дуроломы?! – донеслось с тына. – Аль свербит где?
Плотники вскинулись, беззлобно послали вопрошающего, оторвали лошадь от увлекательного процесса поглощения пищи и направили её в сторону ворот.
«Сволочь! Кто тебя за язык тянул?!» – ясно читалось в лошадином взгляде, устремлённом в сторону не в меру бдительного караульного.
– Тьфу, Кондрат, не по делу мы с тобой резвиться начали! – Нил зябко передёрнул плечами. – Это сейчас попёрло нам, а завтра? Сам знаешь, как удача поперёк становиться умеет. Вот закупные грамоты свои назад получим, тогда и поскачем!
– Верно, Шкрябка, – Сучок построжел лицом и дёрнул рукой в защитном жесте. – Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!
До подворья ратнинского старосты добрались без приключений. Пока ехали по селу, плотницкий старшина старательно приводил себя в нужное состояние и Нила не забывал накручивать: не время им сейчас благостью душу баловать – предстояло делить лес с дальних ратнинских росчистей, а такое дело, как делёжка строительного материала, с Адама и Евы без ругани не обходилось.
Несмотря на все свои благонамеренные и совершенно правильные размышления по дороге, Сучок начал разговор со старостой Аристархом, как привык, – с наезда. Нет, вежество, разумеется, соблюл: на иконы перекрестился, хозяину поклонился, о здоровье спросил, чару квасу с дороги принял, но как до дела дошло…
– Слушать ничего не хочу, Аристарх Семёныч, ты мне зубы не заговаривай! – Плотницкий старшина аж подпрыгивал на лавке. – Крепость наша – она крепость и есть! Во всякой земле крепость всему голова, а тын твой подождёт! Он, конечно, подгнил, да пока не валится!