поступаешь? Почему люди считают, что имеют право разрушать чужие жизни? Почему ТЫ считаешь, что имеешь право разрушать мою жизнь? Уходя, обижая, не звоня, бросая на ветер слова… Почему ты думаешь, что имеешь право решать за меня мою судьбу? Любить мне или страдать? Если уж сказал «люблю», то люби. Если сказал «обещаю», то разбейся в лепёшку, но сдержи слово! Если произнёс «не отпущу», так и не отпускай… — Алиса задыхалась от эмоций на том конце провода.
— Пожалуйста, я еще не договорил. Этот звонок должен был стать последним. Но я
ничего не могу с собой поделать. Я действительно люблю тебя, и мне плохо.
— Может быть, ты думаешь, что мне хорошо?
— Я так не думаю. Я понял. Я очень многое понял за то время, что не слышал тебя.
Понимаешь, я поражен. Поражен твоим отношением ко мне, твоими чувствами, верностью.
Меня никто и никогда так еще не любил. Я настоящий идиот. Я чуть не потерял тебя. —
Алиса молчала.
— Я не хочу тебя потерять. Я звоню тебе, чтобы сказать это, — он, наконец, замолчал.
Алиса молчала. Он не мог больше выносить этой звенящей тишины.
— Алло! Ты здесь? Ты меня слышишь?
— Ты меня уже потерял. Я больше не верю тебе. Прости.
Эти слова, словно гром, обрушились на него. На какое-то мгновение он даже потерял возможность дышать, пронзая остеклевшими глазами лобовое стекло. Услышав в трубки короткие гудки, Роман швырнул аппарат на соседнее сиденье и завел мотор. Впереди ночь и полный бак бензина.
«Я вырву тебя с корнем!» — подумал он, смахивая с лица непонятно откуда взявшуюся скупую слезу.
Часть V
Глава 32
Май подходил к концу. Припарковавшись на Новоизмайловском проспекте, прямо напротив окна своей комнаты, Роман с удовольствием вышел на улицу. Теплый и спокойный ветер играл его длинной челкой, а в нос бил запах зеленой травы и цветущей сирени. Сегодня был тяжелый день. Он несколько часов провел на строительной площадке, доказывая прорабу, что предоставленная им техника не имеет никакого отношения к качеству бетона. Впереди был трудный вечер. После февральского звонка Алисе он с головой погряз в работе и учебе, стараясь занять каждую свою свободную минуту. В прошлом месяце его выбрали на должность главы студенческого профсоюза, и теперь он был обязан лично руководить ежевечерними субботниками на территории городка. Обойдя корпус общежития слева, он вышел на вымощенную старенькой плиткой дорожку, с которой открывался вид на ту самую злополучную лавочку. Каждый раз, проходя мимо, он ускорял шаг, гоня прочь мысли о ней. Краем глаза заметив какое-то движение в той стороне, он пристально посмотрел туда, рассмотрев издалека две женские фигуры.
«Бред… не может быть», — подумал он про себя и поспешил скорее скрыться за зарослями кустарника возле входа в общежитие.
— Ромочка, ты пришел? Мы тут все тебя уже заждались, — баба Варя расплылась в своей добродушной улыбке. — Ребята уже получили инвентарь и ждут тебя в холле.
— Вижу! Спасибо. Я только переоденусь в рабочее и спущусь, — ответил он женщине и, обернувшись уже к студентам, добавил, — Народ, начинайте без меня. Нужно сгрести сухие ветки напротив входа.
Несколько парней с граблями и лопатами послушно побрели на улицу.
Поднявшись на свой этаж, он на мгновение остановился перед окном на лестничной клетке. Странная парочка по-прежнему была на лавочке. Брюнетка и блондинка. В груди что-то екнуло, заставив его приложить ладонь к сердцу.
— Тише… тише… Это не она, — прошептал он и поспешил в свою комнату.
Спустившись через несколько минут вниз и взяв в руки лопату, Роман со странным ощущением в душе вышел на улицу. По-прежнему дул теплый ветерок, по-прежнему катилось к закату солнце, и все также будоражили осязание запахи травы и сирени. И вместе с тем что-то было не так. Роман не мог понять, отчего так волнительно бьется его сердце. В какое-то мгновение ему даже померещился шлейф ее духов в воздухе. Он, словно потерянный, вертел по сторонам головой. В какой-то момент его взгляд остановился на двери маленького магазинчика, который арендовал пристройку к его корпусу. В тот же миг у него сперло дыхание и зазвенело в ушах. Зажмурив глаза и снова открыв их, он надеялся, что увиденное — просто мираж, сон, дымка в вечернем тумане. Но мираж никуда не собирался исчезать, более того — в эту самую секунду этот «мираж» спускался по ступеням крыльца, намереваясь в следующую минуту скрыться из вида. Роман больше не мог молчать.