Кожа на ее руках потрескалась, была усеяна «крошкой» от черновой работы. Миссис Лоуренс сервировала стол. Я сказал ей, что пью чай безо всего. Чай был темный и прозрачный и по вкусу тоже напомнил мне прошлое. Он навеял мне почему-то воспоминание о бабушке, одетой на похоронах в хрустящий черный шелк, и я выглянул в окно, чтобы развеять наваждение. С места, где я сидел, можно было видеть пирс Санта-Моники, а дальше — океан и небо, как две полукруглые половинки пасхального яйца.
— Какой хороший вид открывается отсюда.
Она улыбнулась, держа в руке чашку с чаем.
— Да. Я купила этот дом когда-то именно из-за вида. Хотя вряд ли теперь можно говорить об этой покупке как о приобретении. Ведь дом заложен, — она глубоко вздохнула.
Я выпил чай и поставил топкую белую чашечку на белое блюдечко.
— Итак, миссис Лоуренс. Я слушаю вас. Что случилось с вашей дочерью?
— Не знаю, — ответила она. — Это и волнует меня так сильно. Два месяца назад она просто исчезла.
— Отсюда?
— Нет, не отсюда. В последние годы Гэлли не жила в это доме, хотя, по крайней мере, раз в месяц приезжала проведать меня. Она работала в Пасифик Пойнт, медицинской сестрой в тамошней больнице. Я всегда рассчитывала на что-то лучшее для своей Гэлли. Мой муж, доктор Лоуренс, был превосходным врачом, и к тому же весьма уважаемым, но она захотела стать медсестрой и казалась удовлетворенной своей работой.
Она опять отклонялась от темы.
— Когда она исчезла?
— В декабре прошлого года, за несколько дней до Рождества. — А теперь наступила середина марта, значит — прошло три месяца. — Гэлли всегда приезжала домой на Рождество. Мы обязательно наряжали елку. Впервые я встретила одна прошлое Рождество. Даже поздравительная открытка опоздала на день. — И ее грустные глаза затуманились от чувства жалости к себе.
— Если вы получили от нее весточку, это нельзя назвать исчезновением. Можно мне взглянуть на открытку?
— Конечно. — Она взяла из книжного шкафа том Сведенборга в переплете из черной кожи, раскрыла и вынула оттуда большой квадратный конверт, который протянула мне с таким видом, будто в нем находился чек. — Но она действительно исчезла, мистер Арчер. Я ее не видела с начала декабря. Никто из ее друзей не видел ее с начала года.
— Сколько ей лет?
— Двадцать четыре. В следующем месяце ей исполнится двадцать пять. Девятого апреля, если девочка еще жива, — она закрыла лицо руками и заплакала.
— Возможно, ваша дочь проживет долгую жизнь, — заметил я. — Профессиональная медсестра двадцати четырех лет вполне может о себе позаботиться.
— Вы не знаете Гэлли, — прозвучал плаксивый голос. — Она всегда была такой притягательной для мужчин, совершенно не понимая, какими они могут быть животными. Я пыталась наставить ее на путь истинный, но из этого ничего не вышло. Я думаю о всех юных девушках, которые были обмануты и погублены злыми мужчинами. — Широкое золотое обручальное кольцо на ее пальце тускло блестело, как отчаявшаяся надежда.
Я вынул открытку большого размера и дорогую, украшенную пейзажем со сверкающим снежком из слюды. На обратной стороне зелеными чернилами, решительной и вдохновенной рукой было написано:
Конверт был опущен в Сан-Франциско 24 декабря.
— Были ли… Есть ли у вашей дочери друзья в Сан-Франциско?
— Я таких не знаю. — Женщина открыла свое лицо, на пудре остались следы от слез. Она скромно высморкалась в розовую бумажную салфетку, — Последние несколько лет, после того как она окончила учебу, я практически не знала ее друзей.
— Вы думаете, она в Сан-Франциско?
— Не знаю. Видите ли, она уехала оттуда и не вернулась ко мне. Но домоуправитель, который смотрит там за квартирами, некий мистер Райш, видел ее. У нее — небольшая меблированная квартира в Пасифик Пойнт. Примерно в конце декабря она появилась там, а затем съехала с этой квартиры, увезя с собой все вещи. С ней был какой-то мужчина.
— Что за мужчина?
— Мистер Райш этого не сказал. С этим мужчиной связана какая-то тайна… что-то зловещее.
— Это — факт или только ваши подозрения?
— Мои подозрения. Думаю, в последнее время я стала слишком подозрительной, мнительной. Просто не могу рассказать вам, какой нервозной стала моя жизнь в эти последние несколько недель. Я всякий раз, когда могла вырваться, ездила на автобусе в Пасифик Пойнт. Разговаривала в больнице с медсестрами, которые знали ее. Оказывается, Гэлли еще до Рождества перестала и близко подходить к больнице, то есть с тех пор, как ухаживала за последним больным. Это был человек по фамилии Спид, он получил пулевое ранение в живот. Приезжала полиция и. допрашивала его. Он едва не умер. Сотрудники клиники полагали, что этот тип, Спид, был гангстером. Это известие меня ужасно напугало. Я не сомкнула глаз в течение нескольких недель. — Под ее глазами залегли темные тени, лицо выглядело жалким и некрасивым в утреннем свете, проникавшем через окно.