Когда я резко затормозил на красный свет перед железнодорожным переездом в Санта-Барбаре, Руфь проснулась и слетела с сиденья. Правой рукой я придержал ее, чтобы она не ударилась о ветровое стекло. Тут она открыла глаза и не могла понять, где находится.
— Мы в Санта-Барбаре. — Дали зеленый, и я включил скорость.
Она потянулась и выпрямилась на сиденье, взирая на подрезанные зеленые рощицы лимонных деревьев и расположенные неподалеку голубые горы.
— Куда мы едем? — спросила она голосом, все еще хриплым ото сна.
— Проведать моего друга.
— В Сан-Франциско?
— Не в Сан-Франциско.
— Тогда хорошо, — Она зевнула и опять потянулась. — В общем-то, мне совсем не хочется туда возвращаться. Мне приснился страшный сон о Сан-Франциско. Какой-то уродливый маленький человек с копной волос затащил меня в свою комнату и заставил делать ужасные вещи. Я точно не запомнила, в чем они заключались, правда. О, Господи, как скверно я себя чувствую. Я, наверное, нагрузилась вчера.
— Что-то в этом роде. Поспи еще, если хочешь. Или, может быть, перекусим?
— Не знаю, смогу ли я что-нибудь проглотить, но стоит попытаться. Одному Господу известно, сколько времени я ничего не ела.
Мы приближались к магистральной автостраде. Впереди показался дорожный ресторан для водителей дальнорейсовых грузовиков. Я свернул на станцию обслуживания возле ресторана и помог девушке выйти из машины. Мы выглядели очень жалкой парочкой. Она все еще передвигалась как лунатик, и в лучах полуденного солнца ее бледность приняла землистый оттенок. Я накрутил на своем спидометре еще триста сорок миль, но чувствовал себя так, будто все это расстояние прошел пешком. Мне нужно было поесть, поспать, побриться и принять душ. А больше всего я нуждался в том, чтобы с кем-нибудь поговорить или просто посмотреть на кого-то, кто был бы счастлив, удачлив и добродетелен или обладал хотя бы одним из этих трех качеств.
Большой натуральный бифштекс и кружка кофе основательно меня подкрепили. Девушка вяло обгрызла кусочек поджаренного хлеба, который обмакнула в желток своей яичницы. Героин заменял ей еду, питье и сон. Она погибнет, если не сумеет бросить эту дурную привычку. Такая перспектива беспокоила меня.
Я сказал ей об этом несколько другими словами, когда мы снова сели в машину:
— Я знал курильщиков травки и опиума, нюхателей кокаина и жевателей гашиша, любителей настойки опия, простых и горьких пьяниц. Парней и девиц, которые надирались всякой консервированной дрянью и медицинскими препаратами на спирту. Есть на свете даже такие люди, которые тянутся к мышьяку, и такие, которые готовы продать себя в рабство за хороший охлажденный стакан эфира. Но твоя привычка к наркотикам — самая худшая из всех.
— Читаете лекцию, — в ее голосе сквозила скука, свойственная подросткам. Как будто я был школьным учителем и пытался отговорить ее от жвачки. — Что вам известно о моих привычках, мистер хороший?
— Многое.
— Кто вы такой?
— Я частный сыщик. И уже сказал тебе об этом раньше. Но ты забыла.
— Да. Наверное, забыла. Вчера ночью я была в Сан-Франциско. Это, думаю, я помню. Добралась туда на автобусе.
— Ты что, действительно была там? Но как же ты туда доехала?
— Что с моим плечом? Я осмотрела его в ванной. Похоже, меня кто-то укусил.
— Тебя укусил москит.
На мгновение я оторвал взгляд от дороги и посмотрел на нее, наши взгляды встретились. До нее смысл сказанного мною не дошел.
— Совсем не смешно, — сказала она холодно.
Меня это злило и забавляло одновременно.
— Черт, ну не я же укусил тебя. — Но я недостаточно разозлился, чтобы напомнить ей без необходимости о прошедшей ночи. Даже для меня Москито утратил реальность, превратившись в порождение дурного сна.
Я опять посмотрел на лицо девушки и увидел: по нему пробежала какая-то тень воспоминаний.
— Вы сказали правду о моей привычке, — вздохнула она. — Это ужасно. Я начала пробовать это ради забавы, с Ронни. Первые несколько раз он уколол меня задаром. А теперь только это средство доставляет мне удовольствие. На «отходняке» же чувствую себя ужасно. Как, по-вашему, я чувствую себя сейчас?
— Если судить по твоей внешности, ты полумертвая.
— Я смертельно устала, и мне наплевать. Мне совершенно наплевать на это.
Через некоторое время она опять задремала и проспала участок напряженного грузового движения на 101-й дороге и другой, еще более напряженный — на бульваре. И только на улице Мэйн она проснулась окончательно.