— Ну, скажи мне, Дима, сколько у тебя получилось в ответе?
Мальчик обвел глазами товарищей, что сидели к нему поближе, явно сигнализируя им «SOS». Кое-кто из ребят невнятно зашептал.
— А? — наивно переспросил Дима, наклоняя ухо в сторону своего бойкого дружка Вовки Калинниченко, сидевшего на соседней парте.
Но учительница вмешалась.
— Вова, — произнесла она сладким голосом, — зачем ты подсказываешь Диме, что в ответе там — цифра двенадцать? Дима и сам это знает. Ты знаешь, Димочка?
Дима нахмурился и двинул головою вбок, желая снова ответить отрицательно. И на сей раз гораздо скорее остановился в этом своем намерении.
— Ага! — громко заявил он, кивая сверху вниз. — Знаю.
— Ну, вот и молодец. А чего там было двенадцать? А? Ну, ответь!
Лицо Димы показало, что данный вопрос он считает личным выпадом против себя и подвохом. Он невольно переспросил:
— А?
— Я спрашиваю: чего оказалось двенадцать в этой задаче? Ты помнишь?
— Неа, — сердито выдавил из себя Дима и отвернулся столь решительно, что весь класс поглядел в ту сторону, куда ушла его голова.
— Ну, как же ты не помнишь, — искательно начала учительница. — О чем шла речь в задаче? Знаешь?
— Неа…
— Хорошо, я тебе напомню: там сказано, что у мальчика было двадцать пять яблок… Ты любишь яблоки, Дима?
Шустрый Вовка Калинниченко поднял руку кверху с поспешностью, необычной даже для него…
— Тебе что, Вова?
— Я хотел сказать, что я люблю яблоки, Лилия Ивановна! — бойко отрапортовал Вова, вскочив со скамьи, как пружинный чертик.
— И я! И я! И я! — подхватили дети.
— Тихо, ребята! Сейчас мы толкуем не о том. Сейчас я хочу узнать: помнит ли Дима Бочков задачу?..
Голоса умолкли. Но Дима не спешил с ответом. Он стоял, скрестив руки за спиной, словно ждал нападения.
— Ну, так вот, Димочка, что же сделал в задаче тот мальчик со своими яблоками?
Дима еще немного посопел и, не внимая подсказываниям, которые гудели уже со всех сторон, выговорил кратко и энергично:
— Съел.
— Как?! По-твоему, мальчик может съесть сразу двадцать пять яблок?!
— Может! — отрезал Дима и еще раз отвернулся.
— Сомневаюсь, — с фальшивой улыбкой заметила учительница. — Если бы ребенок съел сразу столько яблок, то…
— У него было бы расстройство желудка! — восторженно выкрикнул Вова Калинниченко, счастливый возможностью обнаружить свою смекалку и в то же время высказать в классе сомнительную мысль.
Ребята дружно захохотали. С трудом наведя порядок, Лиля обратилась к Диме, который успел уже сесть:
— Встань, встань, Дима! Наш разговор еще не окончен.
Дима встал, всем видом своим показывая, что он предпочел бы, чтобы разговор этот уже был закончен.
— Итак, у мальчика было двадцать пять яблок. Что же он с ними сделал? Ты можешь мне ответить, Дима?
— Неа…
— Ну, хорошо. Я тебе напомню: десять яблок он отдал своим товарищам, а сам съел — сколько? Ну?
— Остальные! — отрезал Дима.
— А вот и не все остальные! Пятнадцать яблок — это тоже многовато. Кто помнит: сколько яблок съел тот мальчик? Вова, опусти руку. Все уже поняли, что ты знаешь задачу. Рита, отвечай ты.
— Он шъел вшего три яблошка, — достойно ответила шепелявая (по причине выпадения молочных зубов) Рита, чуть приподнявшись над партой.
— Правильно. Садись, Рита.
— Ну и дурак!
— Кто сказал «дурак»? Ты, Вова?
— Ага. Я. Если бы у меня было столько яблок, как у того дурака, я бы слопал десяток, а не три фиговых яблочка…
— Вова, Вова, ну, какие ты говоришь слова! Разве можно мальчика называть «дураком»? Разве можно говорить «лопать»? Разве… сядь сейчас же! Дима, теперь ты понял задачу?
— Неа… то есть ага. Понял.
— Ну, вот видишь! Значит, ты можешь, если хочешь. Садись, Дима. Я тебе ставлю тройку…
И под удивленный ропот класса Лиля, краснея от нелепости своего положения, начертила в журнале аккуратную тройку против фамилии «Бочков»…
На следующей перемене, Лиля, возвращаясь в учительскую, опять встретила Татьяну Степановну. Покраснев еще раз, учительница сказала:
— Только что у меня Дима Бочков ответил на тройку…
— Вот видите! — отозвалась завуч. — Вы же можете, когда хотите!
ОШИБКА ЗАГСА
Она и сама не понимала до конца: что она рассказала. Немолодая сотрудница райзагса, доселе молчавшая за шумным «именинным» столом, вдруг поведала нам:
— Вот вы говорите — часы пик на транспорте. Ну, это все знают — в метро или на троллейбусах, когда люди торопятся на работу или с работы, там просто давка начинается… А я работаю в районном отделении загса: лично я, если кто умер в нашем районе, регистрирую, справку выдаю. Другие товарищи записывают браки и рождения. А вот когда у нас наступает наш «пик», то… Какой такой в загсе «пик»?.. Ну, как же: в конце июня завершается выпуск студентов из высших учебных заведений: институты, университет, военные училища и академии и так далее. В эти дни нам приходится выставлять дополнительно несколько столиков для регистрации браков: молодые люди и девушки долго ждали этого времени — получения дипло-мов, чтобы оформиться… И тем более — многие уезжают из Москвы на работу надолго, далеко…
Вам приходилось видеть, как работает почта в предпраздничные дни, когда буквально миллионы поздравительных телеграмм и писем сваливаются на каждое отделение связи?.. Вот так примерно и у нас бывает в июле… Тут меня обычно переводят тоже — на браки. И приходит-ся заполнять бланки в условиях, что эти все женихи и невесты толпятся вокруг тебя, смеются, ссорятся, торопят… Такой галдеж происходит. Почти у всех — вино, конфеты там, фрукты… Родственники и друзья сопровождают молодых. Проси не проси, чтобы потише, все равно как на базаре шум…
И вот прошлый год в такой бешеный период я принялась записывать одну парочку, а у него в паспорте была помарка. И это мне показалось подозрительным. Я отложила этот паспорт в сторону, и паспорт его невесты тоже, конечно, отложила, а сама начала регистрировать следую-щую пару. Но тут эти недооформленные молодожены принялись шуметь: дескать, очередь наша, почему нас недооформили? Мы требуем! — и так далее… Что мне было делать? Я взяла паспорт с помаркой и пошла посоветоваться с нашим заведующим. Заведующий сказал, что ничего такого он не видит, регистрировать можно… Понимаете?
Я возвращаюсь за свой столик, объявляю предыдущей парочке, что, мол, все у них в порядке и нормально, записываю их в книгу — у нас, как вы, наверное, сами знаете, есть такая государственная книга записей о бракосочетаниях. Затем я выдаю на руки молодым удостовере-ние — тоже на государственной бумаге с водяными знаками. Поздравляю их. И, конечно, принимаюсь регистрировать следующую пару, которая тоже отдала мне свои паспорта еще до того, как я бегала к заведующему… Нормально регистрирую и этих, поздравляю, даже, как сейчас помню, пригубила шампанского из ихнего же бокала: они принесли с собою и вино, и бокалы, и салфетки, и, конечно, торт… Тут вся очередь кричит «горько», обе парочки целуются и уходят…
А я — что? Я берусь за следующих жениха и невесту. Через час я просто думать позабыла про ту пару, у которой на одном паспорте была помарка… Но только я вдруг вижу: эта четверка — то есть и те, что с помаркой, и те двое, что были сразу за ними, они опять рвутся к моему столу и как-то чересчур нервно приближаются… Чего-то там галдят, огрызаются на тех, кто в данную минуту стоит в очереди… В чем дело?
Тот, у кого в паспорте была помарка, кричит:
— Товарищ, что же вы наделали?! Вы же нас зарегистрировали крест-накрест!..
Я сколько лет работаю в загсе, сроду еще не слышала такого выражения: «регистрировать крест-накрест»… И я пытаюсь эту четверку ввести в рамочки:
— Товарищи, давайте без эксцессов! Вы уже все вступили в брак, идите к себе домой, начинайте новую сознательную семейную жизнь и дайте товарищам, которые еще не поженились, приобщиться к такому же счастью!