Мое поколение богато великими людьми. Они еще живут среди нас, а уже известно, что это – гений. И не надо дожидаться его смерти, чтобы это понять. Понимают ли они сами свое значение? Может быть. Пушкин ведь понимал.
Я преклоняюсь перед гениями. Я их вижу, чувствую и многое прощаю. Что позволено Юпитеру, не позволено быку.
Мне полагается выступить. Иначе зачем я здесь…
Общих слов я не люблю, поэтому рассказываю конкретные вещи. Я не буду пересказывать свое выступление. Помню только, что мне самой было интересно. Не скучно. А значит, не скучно и другим. Лица людей были приподняты и готовы к улыбке.
После выступления ко мне подошел Его Высочество князь Голицын. Ему девяносто шесть лет. Он живет в Швейцарии. Высокий, стройный, худой, как засушенная ветка. Очень красивый.
Его Высочество благодарит меня за выступление. Я смущена и, чтобы скрыть смущение, делаю ему комплимент.
– Как вам удается сохранять физическую форму?
– Я мало ем, – отвечает Высочество. – Обед – только йогурт. Вторник сексуальный день. Я вызываю девушку по телефону. Раз в неделю.
Я молчу. Мне неудобно развивать эту тему.
Можно полноценно жить и в девяносто шесть лет. Главное – быть живым. И нет ничего важнее жизни.
Выставка продолжалась неделю.
В день закрытия нас пригласили на банкет. Еда была дешевая, невкусная, салат плохо промыт или не вымыт вообще. Все кончилось тем, что я жестоко отравилась и не спала всю ночь. Жучка всполошилась и приволокла мне бутылку водки для дезинфекции.
Когда я наутро вышла из номера, делегация заподозрила, что я алкашка. Бледная до зелени, угрюмая, с бутылкой в руке.
Так окончилась моя книжная ярмарка.
Я вернулась из Швейцарии в Москву.
Впечатления улеглись. Я стала забывать Женеву и Женевское озеро. А что их особенно помнить? У нас своя жизнь, у них своя. У нас американские горки: вверх – вниз, у них – застой благополучия.
Неожиданно мне позвонила Полина Жук.
– Я хочу к вам приехать, – сказала Полина. Мне хотелось спросить: зачем? Но я воздержалась.
– Ты на машине? Я далеко живу, – предупредила я.
– Не имеет значения. Я хочу вас видеть.
– Я тоже хочу тебя видеть, – созналась я. – Приезжай. Пиши адрес.
Полина приехала на другой день.
Она привезла мне в подарок свой альбом фотографий. На мелованной финской бумаге – пейзажи, портреты. Дух захватывает от красоты и тайны. В эту тайну можно проникнуть только с помощью таланта.
В старых лицах просвечивают молодые, и становится понятно: жизнь непрерывна.
Мы сели обедать.
– У тебя есть мастерская? – спросила я.
– В том-то и дело…
Полина рассказала свою печальную историю, довольно типичную для интеллигенции.
Жить не на что. Она сдала свою квартиру, а сама переехала в мастерскую. Но мастерскую отбирают, поскольку закончился срок аренды.
– Какой выход? – спросила я.
– Приватизировать мастерскую.
– А от кого это зависит?
– От мэра.
Я догадалась: Полина хочет, чтобы я позвонила мэру. В этом цель ее приезда.
– Я нового мэра не знаю. Он меня тоже, – объяснила я.
– Веля знает. Веля пообещал, что попросит. Он уже записался на прием. Его примут через неделю.
Значит, цель визита – не мастерская. Тогда что? А может быть, ничего. Просто соскучилась и приехала.
Общение тоже роскошь, своего рода бриллиант, особенно общение близких по разуму и жизненному восприятию.
Мы выпили. По телу разлилась благодать и полное спокойствие.
Полина рассказала, как от нее ушел первый муж. Он был моложе ее на десять лет.
– К молодой? – спросила я.
– На десять лет его моложе.
– Значит, тебя на двадцать, – посчитала я.
– Ну да… – согласилась Полина.
– Этого следовало ожидать.
– Почему же? – не поняла Полина. – Разве я не красивая?
Она держала фужер у лица. Большие глаза над хрусталем.
– Я красивая, не зануда, сама зарабатываю… – перечислила Полина. – Была такая любовь…
– Была и сплыла.
– Но почему?
– Ему захотелось детей. А родить должна молодая. У цыган женщина рожает с двенадцати лет. А в семнадцать уже считается старуха.
– Мы же не цыгане, – возразила Полина.
– Ты хочешь, чтобы я с ним поговорила? – догадалась я.
– С кем?
– С твоим мужем…
– Вы что, с ума сошли? Зачем он мне? Я Велю люблю.
– А с Велей у тебя какая разница?
– Двадцать пять лет. Но я их не чувствую. Моя душа слилась с его душой. У нас одна душа на двоих. Я все время слышу его присутствие.