Помню, на третий день учебы мой одноклассник принес мне целый килограмм конфет.
–– Я , –говорит, –спросил у мамы денег чтобы купить тебе конфет, она сама пошла и купила и вручила мне с наказом, чтобы только тебе отдал. Вот я тебе и отдал.
И вручил он мне на перемене, во дворе, чтобы меньше видело народу. И тем не менее я позвал всех, кто был поблизости, раздал по счету, в том числе и тому, кто меня угостил, и мы весело их «уничтожили».
Нас выделяли, о нас заботились и учителя и одноклассники. Угостить ли сладостями, поделиться карандашом или ручкой, помочь в учебе. Кликнули клич по школе, собрали денег и купили трико, в первую очередь нашим девчонкам, чтобы они не пропускали физкультуры. И учителя и успевающие ученики по просьбе учителей оставались с нами после уроков, чтобы дополнительно объяснить школьный материал, помочь в выполнении домашних заданий. И не помню я усмешек на нашу тупость, если даже учесть что это были мои же ровесники. Идешь домой и радуешься –домашнее задание выполнено. Есть дополнительное время покататься на лыжах, или сходить на каток, благо на каток нас пропускали бесплатно, в отличие от «домашних». Наши, не очень большие достижения в учебе и общественной жизни школы были для учителей дополнительной и очень действенной для «домашних» формой воспитания: « Вот у Кати выполнена домашнее задание, а у ней даже нет нармальных условий для их выполнения, они у себя дома по тридцать человек вместе делают уроки, а у тебя не выполнены, хотя у тебя дома все условия для учебы родители создали»; « Ты, Вера почему пропустила физкультуру. Вот Боря освобожден от физкультуры по нездоровью, формы нет, так упрашивает учителя, чтобы заниматься. И занимается, пусть отдельно от всех, так как не выдержит тех нагрузок, которые дает учитель, но ведь занимается»; «Посмотрите, как детдомовцы чисто и аккуратно работают на уборке школьной территории, а у вас почему не так». И самый нерадивый ученик в следующий раз придет с выполненным домашним заданием, и Вера не будет пропускать физкультуру, и уборка школьной территории будет сделана во высшему разряду. Праздники были дополнительной причиной угостить получше детдомовцев, и все привыкли и стало нормой и в школе, что любой подарок, как правило сладости, все идет на угощение всех. Да, чевствуют одного, но он угощает всех. С такими подарками, которые невозможно разделить, «забывались» в школе, на скамеечке, в раздевалке, и их вскоре уже никто не дарил. За более –менее успехи в учебе или общественной жизни на школьных линейках чествовались в первую очередь детдомовцы, а потом «домашние», но обид я не помню.
Конфликты с «домашними» были по началу, до тех пор, пока они не узнали, что мы живем в детском доме. Обидят кого-нибудь на улице или в школе, побьют, у детдомовцев авральный сбор, вылетаем толпой на улицу и бьем даже очень жестоко, один ли, два ли, или более противников. А мочищинские ребята дружные, как только кого обидели, собираются по жалобе «своего» и идут бить « чужих». Но узнав, кого жалобщик обидел, не разбираясь в правоте тут же «отвешивают» дополнительных тумаков жалобщику: не обижай детдомовцев. И чтобы не доставалось с двух сторон нас скоро оставили в покое, и кто еще не знал, что нас обижать нельзя, предупреждали.
В первое время не было одежды. И дома и в школу ходили в том рванье, в чем привезли от «семьи». В чистом, зашитом. Потом уж начали жители города приносить, что могли. И если пацаны не очень от этого «страдали», то другое дело –девчонки. Что только не придумывали, на какие только ухищрения не пускались. Шили и перешивали, бегали к своим школьным подружкам, чтобы что-то прострочить на машинке. Пусть старенькое, но зашито, прошито, чистое, наглаженное. Да, в своих «семьях» и этого не видели, и рвань считали за одежду и не обращали на это внимание. Но с переменой обстановки и взгляды поменялись. Помню как мы отличались своей одеждой от «домашних» во время майского шествия, как разительно отличались. Почему и шли на него с неохотой, под собственным принуждением, что надо.
Забегает в детский дом наша девчонка одиннадцати лет, в слезах, с рыданиями. Как и положено в этих случаях, «посыпались» со всех этажей воспитанники вместе с воспитателями: «Кто посмел обидеть, да еще девчонку. Покажи нам обидчика, на части разорвем». Ни слова не говорит, на окно показывает. Идет по улице девчонка, нашей ровестница, идет, подпрыгивает, смеется и ручкой машет. Послали нашу, которая постарше, узнать что «местная» сказала. Побежала наша, догнала, спросила. Видим, голову повесила, уныло и тихонько возвращается. Что, спрашиваем. « И ты в рванье так же, как твоя сестра». И залилась младшенькая, услышав второй раз это. Растерялись мы все, как успокоить, чем утешить? И кто потихоньку стал расходиться, кто остался ждать, когда же слезы кончатся. Проплакалась наша девчонка, умылась, успокоилась и пошла заниматься своим делом. От мала до «велика» усвоили, что у нас есть, то есть, и больше неоткуда ждать ничего. Что же слезы лить о том, чего у нас нет? Блаж.