И когда я принял назад « свою» возлюбленную от меня отвернулось все общество. На работе никто и пару слов не говорил, и между собой прекращались разговоры, когда я подходил что-нибудь спросить по работе, и вздыхали при уходе облегченно –погань отошла. И будущие тесть с тещей уже не заглядывали ко мне, и при встрече прятали глаза. Но прилип я к Любе, привык к ней, и не понять и сейчас что больше привлекало –« передок», или еще что. И она улыбающаяся, веселая, старалась быть только со мной. И « любили» –в бане, сарае, в кочегарке. Ох, как « любили» же друг друга.
На пятый день отчуждения подошел ко мне Геннадий Иванович на работе, присел на бревнышко, где я сидел отдельно от всех. Помолчали, не глядя друг на друга, довольно продолжительно:
–– Да не могу я её бросить, прилип я к ней, Иванович, пойми ты меня.
–– Коля, останешься ты один, и без неё и без семьи. И никогда тебе не отмыться от грязи, что налипнет на тебя.
И отошел, не взглянув в мою сторону.
А через пятнадцать минут и Люба, вот она. Веселая, радостная от встречи, кушать из дома принесла. Но в душе поднимались противоречивые и противоположные чувства –и приятно что пришла и омерзение –и накатило с двух сторон, не перебарывая. Смотрю на неё испытующе –ни дрогнуло ни веко, не изменилось лицо:
–– Люба, забирай что принесла и иди домой.
–– А что случилось-то?
–– На свадьбе хорошо погуляла?
–– Так ты сам не захотел со мной быть, какой-то концерт репетировал, а я же и виновата.
–– Могла и с нами побыть, тебя никто не гнал.
–– Да зачем мне это нужно, все ваши репетиции, «пиликанья», какая-то там благотворительность.
–– Ладно, иди Люба домой, мне работать надо.
Схватив свой узелок, и уже без улыбки, с достоинством, не спеша гордой походкой удалилась. А рабочие смотрели издали, возьму ли я узелок и пойду ли с Любой в кочегарку «любить» друг друга. Не пошли. Значит не все потеряно с этим парнем. Через пятнадцать минут когда я уже включил вентиляторы и подымал температуру в системе, подкидывал уголь в топку, зашел наш токарь, довольно пожилой и уважаемый в поселке, дядя Леша. Я уставился на него вопросительно –отчужденно. Подошел, положил руку на плечо, заглянул испытующе в глаза:
–– Коля, успокойся и выслушай. Ты, Коля, в поселке на примете, все за тебя болеют и переживают. Не было еще такого здесь, чтобы двадцатилетний парень был опекуном, не было. Не лезь, сынок, в дерьмо, не останешься без вины, всю жизнь тогда «отмываться». Не зацикливайся, Люба не одна на свете и в поселке тоже. Перебори себя.
Уронил я голову, что сказать на это? Зашел следом за дядей Лешей и Иванович, глянул исподлобья, испытующе. И вышли оба, оставив меня в сумятице чувств.
Утром, передав смену и хорошо отмывшись в душе, не торопился в свою комнату, ждал Геннадия Ивановича на проходной. Но он прошел слегка кивнув и я поплелся домой.
Соседи в общежитии не очень были рады соседству со мной. Ладно бы, хоть играл бы на баяне, а то одно « пиликанье». Когда был в нормальном душевном состоянии время в основном проводил на изучении нового материала, проиграв последнюю пьесу, что изучил:
–– Когда же ты играть нам будешь?
–– Когда все изучу.
Но когда на меня «нападало» какое-нибудь расстройство, баян «плакал» или « смеялся». Время деть некуда, поиграю, пойду пройдусь по парку, что сразу начинался за предприятием, полюбуюсь сверкающим снегом, прокачусь с трамплина на фанерке, и опять домой. Проходила несколько раз Люба под окнами, остановится, немного постоит и идет домой. Не весело.
Где-то на третий день зашел Боря. Послушав мой «плач» на баяне, предложил сходить в гости к Ивановичу. Пошли. Встретили не очень радушно, но и не прогнали. Через десять минут, когда мы засобирались домой, Любовь Сергеевна попросила:
–– Пришли бы завтра, сыграли бы что-нибудь?
–– Сергеевна, да мы не тренировались.
–– Ну так и что, играете хорошо.
–– Хорошо, завтра в это же время.
Пришли с инструментами, но не получилось концерта. Несколько раз сбившись, через пятнадцать минут положил баян в футляр, Боря отложил гитару:
–– Любовь Сергеевна, два вечера потренируемся, войдем в форму, тогда и сыграем.
–– Да я слышу –улыбнулась –не то. Но не забывайте нас.
И пошли у нас опять тренировки, опять включили и Люду и её дочку. Репертуар был другой, в основном пьесы, Оксанка оказалась хорошей ученицей и спела под ансабль две песенки. И хорошо удался вечер, хорош был чай при свечах, и назавтра обещались прийти. По дороге домой договорись что Люда возьмет печенья а я сахар и кофе, чтобы Ивановичу с женой не совсем накладно было привечать нас.