–– Что, хочешь сегодня домой, ночевать не будешь? –спросила баба Маша.
–– Мне нужно завтра быть у подружек. Желательно бы сегодня попасть домой, я Проню предупредил. Но торопиться не след, я не тороплюсь. И ночью увезет.
Деда Савелий смотрел безотрывно в окно, немного косясь на свою, баба Маша каким-то странным, изучающим взглядом глядела на меня, не спускала глаз с меня и Люда, изучающе—пристального. Мне не было неуютно под ихними взглядами, мною завладела в тишине мысль, которая подспудно владела мною все это время беседы, с тех пор как приехал с Проней. Так как в воскресенье я проводил с подружками, молитва и беседа всегда проводилась по средам, если по каким-то причинам не мог приехать сам, старейшины посылали за мной кого-нибудь из молодежи, благо путь недалекий. И только один раз, внеурочно, во вторник, после первого приглашения на собрание Вадим Савельевич пригласил меня домой на беседу, порасспросить кто я такой. Я рассказал, что живу с братишкой, воспитывался в детском доме. Все, никаких подробностей не выпытывал, да я бы и не стал их никому говорить, неприятно мне это было. И не пропускал молитв и бесед за малым исключением, когда меня не могли подменить на работе. Но, как правило, шли мне навстречу, особенно дядя Сережа –подменяли. Практичные и чуткие, староверы не бросают слов на ветер, все слова выверены и много раз обдуманы. Беседы проводились только на «заданную» тему, только о насущном, что именно нужно знать сейчас, о насущных проблемах и заботах. И беседы общие, общиной. А тут, в срочном порядке меня привез Проня; в основном ездили за мной пра, правнуки деда Савелия, двенадцати—четырнадцатилетние подростки; про Проню и его семью и беседа была, его же обязали меня отвезти. Во время всей беседы я чувствовал какую-то вину за собой, за что-то несделанное, незаконченное, упущенное. Что упущено, что я потерял, как исправить и что исправить? Как «прилепить» Пронину судьбу к себе, каким «боком»? Не разжимал я уст, просто на интуиции собрал эти вопросы и послал мощным потоком в испытующие глаза бабе Маше. Деда Савелий глянул не косясь на жену, она легонько толкнула его в бок, Люда « уперла» глаза в Библию.
–– Я отвечу, Коля, на незаданный твой вопрос. А вопрос у тебя был –каким боком «прилепить» судьбу Прони к тебе. Но незаданный устами, мы не зря глаз с тебя не спускали. Ты, Коля, даже для нас, не очень греховных людей, неуютен, хотя мы уверены, чувствуем что наши мысли ты не читаешь, нет у тебя даже и стремления. Ты сейчас такой мощный поток в нас пустил, сам того не предполагая –он пронзил нас насквозь. Ты ведь дружен с Любой, нашей блаженной, почитаемой в обоих деревнях за святую?
Я кивнул. Я все понял. Я знаком с Любой, святой и блаженной, без скобок. Я познакомился с ней на втором собрании. Во время молитвы девушка со светлым лицом и улыбкой объяснила внутреннюю суть, мелодию молитвы, и все её слушали благоговейно. И попросила меня проводить до ближайшего дома, где она напросилась заранее переночевать. Родом откуда-то из под-московья, неведомым образом очутившаяся в районе, с детства инвалид с диагнозом шизофрения. Сумасшедшая. А кто нормальный? Все в этом мире сумасшедшие. Только одни сходят с ума из-за денег, славы, почестей; она сумасшедшая от почитания Бога, божественного. Её сумасшествие получше остальных. Поселилась в кержацкой деревне Мульта, в заброшенном без надобности небольшом, с баню, домишке и первое время собирала для топки печки щепки на пилораме, но в скором времени местные ребята привезли дров, распилили и раскололи. Получала от государства небольшую пенсию, на жизнь хватало. Улыбающаяся двадцатичетырехлетняя девушка и зимой и летом, в зной и в холод обходила поочередно все четыре заречных деревни, ночуя у добрых людей, уча святому писанию, молитве. Для неё были все двери открыты, на собраниях староверов она приносила с собой благость, благодать. И если она давала какие-то советы, наставления –старцы старались немедленно претворить их в жизнь. Когда она шла по улице –двигалась сконцентрированная благодать; свет лучезарный от неё исходил. На неё молились, ей кланялись, кого она благославляла –у тех все спорилось и делалось лучше.
При каждой поездке в с. Тихонькая, а потом и в с. Мульту я старался её разыскать, побеседовать, просто рядом побыть. И всегда находил, идя пешком от деревни к деревне, и люди знали кого я ищу, и в этом случае не предлагали меня подвезти, но всегда остановятся и скажут, где мой Учитель. В том доме, где она остановится на ночлег надолго оставалась благодать, ребятишки веселые и здоровые, у взрослых всегда все ладится. Ей всегда отводили по её просьбе отдельную горенку, комнату, и даже если было очень тесно, все равно умудрялись Любу уединить. А ночевала она там, где в ней нуждались. Излечивая болезнь наложением рук, крестным знамением: « Во имя Отца и Сына и Святого Духа» она отдавала себя всю, забирая недуг человеческий на себя. И уходила болезнь и боль навсегда. Но видели бы её тогда, когда она перерабатывала эту болезнь в себе, как её всю корежило и метало по кровати, сколько слез тихонько, что б не слыхали хозяева, она пролила. Упав на колени возле кровати духовной сестры молился: « Всевышний, отдай её боль мне. Всевышний, не дай ей умереть, возьми мою жизнь, ей оставь. Господи, помоги сестре, излечи и помилуй. Господи помилуй, Господи помилуй, Господи помилуй!». И потихоньку успокаивалась Люба и с улыбкой, схватив мою руку, засыпала. И до утра не смыкал вежд, творя молитву.