В последний месяц перед расставанием я забыл про близняшек, про брата, Геннадия Ивановича, про всех. Жил одной Любой, моим Учителем. Перемолвился ли в этот месяц и парой слов с кем –не помню. На работе все делал, как надо, на автоматизме, если даже кто заходил в кочегарку, гнал мысленно и люди уходили. Решимость! Решимость успеть сделать доброе, облегчить, успокоить мою любимую, моего Учителя. Дни, часы, мгновения –успеть, успеть что-то сделать в последние дни жизни. И если у меня только духовной, Любе и физической. Она « таяла» на глазах, разгоравшийся внутренний огонь сжигал физическую оболочку, казалось что на кровати лежит один свет. Все чаще и чаще заставал её в бессознательном состоянии.
Отработав, сдав смену, не заходя в свою комнату устремлялся к ней. Регулируя дыхание, «включив» молитву: « Господи помилуй! Господи помоги! Всевышний!» расстояние в шестнадцать километров преодолевал быстро.
Избушка не топлена, Люба на кровати. « Включив» молитву: « Царю небесный …» принесешь дров, растопишь печку, «помаракуешь» что сварить кушать. В то время молитвы в голове «читались» беспрерывно, и днем и ночью. Приходила в себя Люба:
–– Коля, подойди ко мне.
Подходил и становился в изголовье на колени. Ложил голову рядом с её головой, переплетались руки в объятии.
–– Пришел, Коля?
–– Пришел, Любаша. Соберись, вставай, покушаем да немного по поселку прогуляемся. Не раскисай.
Люба привставала на кровати. На неё сходил свет и энергия, этот свет также виден духовными очами как виден свет физическими глазами, как свет костра в горах. И как от костра ночью в горах далеко отходят отблески, так и человек приняв энергию и свет с космоса распостраняет его повсюду. Комнату наполняет благодать, распостраняется всюду запах розы, Учитель любила запах розы. Покушав, одевались и шли куда-нибудь на природу; или просто посидеть на лавочке. Находясь рядом с ней я «тонул» в её свете, не ощущая своей физической оболочки –один свет.
После суток непрерывной работы нужно поспать три-четыре часа. Этого хватало. Иногда высыпался дома, и с обеда шел к родной, два раза, но в основном предпочитал отсыпаться у ней. Прогулявшись по улице, падал на её застеленную кровать и вдохнув запах розы, « проваливался». Люба сидела рядом, « сторожила». Просыпаюсь, открываю глаза, любимая смотрит на меня а по щекам бегут слезы. Приподнимаюсь, обнимаю голову моего Учителя, прижимаю к груди.
–– Коля, братец, пусть я сумасшедшая, или святая, но я человек, Коля. Мне также нужно счастье, радость, как и всем. Почему я лишена этого, за что? –Родная рыдает на груди, я творю молитву, что я еще могу? Успокоившись, светло улыбнувшись, говорит:
–– Брат, зови меня Радостью.
–– Хорошо, Радость моя.
Мы не замечали течения времени, для нас оно не существовало. Какой час суток, ночь ли, день ли, спали ли мы или бодрствуем –какая разница? Мы вместе. Но почему нам отпущено так мало? Что за рок? Почему мы не должны жить в вечном раю? Если мы стремимся друг к другу, если любим друг друга –почему мы врозь, почему так быстро теряем дорогих, любимых. Почему?
В следующий приход застал её в горячке. Мечется по кровати, на лице бледность, и зовет в горячке:
–– Коля помоги, Коля спаси, забери меня к себе.
Поправил одеяло, уложил погоднее, положил на горячий лоб обе руки и начал у Бога просить помощи: « Господи помоги». Успокоилась, уснула. Когда ты просишь помощи у Господа из глубины твоего сердца, когда Господь также реален как отец и мать, много реальнее –Он поможет!
« Всевышний, помоги. Всевышний, забери мою жизнь, продли её жизнь. Всевышний, будь милосерд к моей любимой. Не разлучай нас, Господи Милосердный!».
Не топил я печки, не варил я кушать, сидел возле Учителя а сердце обливалось слезами. Не заметил когда проснулась Люба:
–– Пришел, родной?
–– Пришел, Любаша.
Взяла мою руку и положила под голову. Улыбнулась светло и грустно:
–– Двадцать четыре года, а всего три месяца и три дня счастья отпущено Господом. Но такого счастья, почитания, любви, радости ,какой очень мало на свете. Спасибо, Коля.
Осторожно обнял и положил свою голову ей на грудь, Любаша сложила ладошки на моей голове –и летело время, убегали мгновения. Почувствовав что её легкие, горячие ладошки соскользнули с головы, тихонько приподнялся и посмотрел ей в лицо. Глаза закрыты, на губах счастливая улыбка. В первую очередь надо принести воды а потом затопить печь. Тихонько встаю, беру ведра и выхожу. Избушка стояла в лиственно—еловом лесу, в низине; на возвышенности стояли дома, цепочкой уходя вдаль вдоль крутого обрыва. Речка бежала в пяти метрах от избушки. Денек солнечный. Где-то на ближайшем суку дятел « барабанит»; зяблики , снегири, воробьи «работают» на двух довольно больших кусках сала, подвешенных Любой на лиственный сук прямо у крыльца. На меня птицы « недовольно» покосились, но не одна не прекратила своей «работы». Полюбовавшись на « тружеников» пошел за водой. Набрав ведра, оборачиваюсь нести домой. Люба в дверях, радостно улыбаясь смотрит на меня, в одном платьице. Какая же она красивая и светлая. Подхожу, ставлю ведра и молча обнимаю родную. Но недолго, почти сразу же беру ведра, заношу, беру её шубку и пуховой платок.