–– Вот а такого, обыкновенного счастья она лишена –и смахнула набежавшую слезинку. – Вот ведь когда вы стоите с нами на молитве, взявшись за руки, от вас такая благодать вокруг, свет от вас идет, ведь видим мы его. А иногда на короткое время пропадаете с наших глаз, и опять появляетесь все на том же месте. Ну ладно, галлюцинации, показалось? Но не могут быть, сынок, у всех галлюцинации. И когда вас проводим, возвращаемся через полчаса опять в молитвенный дом и до утра творим молитвы, живем в вашей благости.
–– Мы тоже, баба Рая, приходим когда с собрания, становимся на колени под образа и молимся за ваше здоровье.
–– И ни грамма ты меня, сынок, не удивил, мы все это знаем, ведь берется откуда-то благодать, утром мы все такие светлые и счастливые, что от радости плакать хочется. И плачем.
Прошла молодая женщина, тихонько поздоровавшись. Молодой папа встал с коляской, улыбка «до ушей». Мать склонилась над коляской, что-то недовольно буркнув мужу, взяла на руки «загулькавший» радостно сверток. Все так же улыбаясь подхватил на руки жену со свертком и занес домой.
–– Вот сколько, Коля, счастья. Переполняет просто. Но много меньше было бы, если бы не твоя любимая. От сестры она идет, от старшей. В недавнем времени заболела ее сестра, ни лекарства, ни врачи помочь не могут. Извелась вся, похудела и почернела лицом. Такая была здоровая, пышущая здоровьем, а тут в три месяца –краше в гроб кладут. И когда все средства были исчерпаны, все попробовано и перепробовано, как последняя надежда –пришли к блаженной. И она взяла на Себя её немощи и понесла её болезнь. И уже на утро было облегчение и через неделю бегала её сестра, как и прежде. Но откуда, сынок, болезни, откуда? Какая-то черная тварь, которая всю жизнь живет в дерьме, для которой дерьмо так же привычно, как для твоей любимой запах роз; ради потехи, а может быть через-чур уж была переполнена – и пустила эту грязь, болезни –так, между делом, первому попавшему, светлой душе –и забыла тут же. А вот этой светлой душе, сестре6 её старшей хватило и этой малости чтобы дойти до крышки гробовой. Но помиловал Господь через блаженную, в последний момент дал ума и подарил надежду.
Молодая женщина вышла с сеткой, в которой была банка молока и какие-то «постряпушки» и тут же по дороге «нырнула» вниз под яр.
–– Теперь, сынок, напьетесь вволю молочка, к вам она пошла –светло улыбнулась баба Рая – А вот «постряпушек» у меня нет –добавила виновато –надо будет сделать. И продолжила:
–– Но беря на Себя немощи и болезни наши, нашу тьму –её же надо куда-то деть? В нашем людском сообществе и добро и зло перемешаны, где добро, там обязательно поджидает и зло. Но даже и в людском сообществе деревня от деревни, город от города , местность от местности разнятся –где преобладает непотребство и очень мало, или почти что нет благочестия, благочестивые не смогут жить при всеобщем непотребстве: или вот как наши староверческие поселения, где нечестивцу делать нечего –климат не тот. Вот вспомни, сынок, искушение в пустыне Иисуса, что дьявол показал Ему города и селения и сказал –поклонись мне и ты будешь властелином всех городов и сел. И сказал Господь –Господу Богу поклоняйся и Ему одному служи. Так какие же города? Да его, сынок, города, дьявола, там же это написано –ад значит. А раз есть ад, значит есть и рай, и в Библии в пророках написано что есть разные уровни того и другого. И если рай –свет, добро, правда, истина и все хорошее, пророки и святые; то ад –непотребство, грязь, болезни –и все остальные слабости человеческие, одна гнусность и тьма, и нет там и проблеска света. Вонючее болото. Это же какую силу и могущество духа, сынок, надо иметь, любовь к человечеству, чтобы взять немощь, тьму, болезнь и отнести куда положено –в ад; да не утонуть, вернуться назад, чтобы опять повторить этот страшный путь при надобности ближнего. Но чем более болезнь запущена, чем больше в ней тьмы, тем ниже в ад её надо отправить, на свое место, вплоть до седьмого уровня, тем труднее возвратиться. Ведь не Христос же человек, пусть светлый, пусть духовно сильный и даже святой,–он человек; а человеческие возможности не безграничны. И наступит момент когда душа человека не сможет, не хватит сил вернуться в свое тело. Господь не оставит душу святого, не отдаст на поругание, но жизнь земная для этого человека кончится. И умирают они всегда в одиночестве, когда рядом нет близкого человека, кто бы помог душе святого вернуться в свое тело, помолился бы за душу страждущего. Или сгорают в собственном, неугасимом огне, сжигая в этом огне вместе со своей жизнью все грехи своих ближних. Можно, сынок, разделить на двоих этот огонь, что б он не спалил блаженную, можно вернуть искренней молитвой и из ада, но все в свое, нужное время, когда огонь еще не разгорелся до такой степени, что его нельзя потушить. И вот как раз в нужное-то время, когда надо помочь, близкого человека и нет рядом. Ох, сынок, дал бы нам Господь еще бы чуткости и указал бы время, когда прийти на помощь, что б меньше у нас было покаяния за черствость и невнимание наше, дал бы слезу в сердце, открыл бы очи к пониманию.