Жаль, что ведьмаков в замке мало, да и те, что есть, либо женаты уже, либо живут на первом уровне, такие же малолетки как близнецы. А ведьм, что набрали женскую силу, полно, и Радмир для них ценный приз.
Интересно, стучится ли он ночами в чью–нибудь комнату?
Ревность волной прошла по телу Яси, скрутила живот, кольнула в сердце, вынудив стиснуть зубы. Только теплое дыхание Радмира, наклонившегося к ней, его мягкие губы у самой шеи излечили уколы ревности, а от поцелуя в ухо, скорее всего, нечаянного и вовсе тепло разлилось в груди.
– Замерзла? Уши холодные, накинь капюшон.
Эх, Радмир.
Дашаня – крепкая женщина. Широкое лицо, до бронзы загорелая кожа, щербатая улыбка. Как и мужчины–варвары, женщины жуют камень–траву, поэтому трудно среди горцев найти беззубых, разве что среди детишек, которым природа назначила смену зубов. Дашаня – знатный коневод, сызмальства перенявшая науку у отца. Но однажды она сглупила: упала с необъезженного жеребца и угораздило ее попасть лицом под копыта. Три дня пролежала без сознания, а когда пришла в себя, ужаснулась, увидев, что лишилась всей варварской красоты – двух передних черных зубов. С тех пор речь у нее шепелявая, а в минуты сильного волнения начинал дергаться глаз.
– Дашаня, ты когда–нибудь ходила к отшельнице? – спросил Радмир, перехватывая у вышедшей из конюшни женщины седло. На ней, как и на воинах Хушша, кожаная одежда, только штаны прикрыты широкой шерстяной юбкой с двумя разрезами, чтобы легко запрыгнуть на коня.
Ясина лошадка, сытая и отдохнувшая, стояла смирно, ожидая, когда на нее взгромоздят привычную амуницию.
– Наши почти все ходили, я тоже. – Дашаня не могла произнести все звуки правильно, отчего ее речь казалась смешной. Яся сдержала улыбку, боясь обидеть женщину. – Подарок отнесла, чтобы она отца моего в своих песнях вспомнила.
– Вот видишь, Радмир! – Яся не удержалась, вставила свое: – Поет! А ты говоришь – немая!
– Дашаня, что за песни поет отшельница? – продолжал Радмир, поправляя стремена.
– Умерших оплакивает. Я когда рядом с ней сидела, видела, как ветер унес в горы дух моего отца, а потом он орлом кружил над самым высоким утесом.
Яся уже знала, что, по поверьям варваров, душа умершего оживает в орле, поэтому свободная птица у них почиталась. Изображение орла можно было встретить и на оружии, и на вышитых мужских рубахах, и на детских пеленках.
– Слова у той песни есть?
– Зачем слова? – удивилась Дашаня. – Я все видела.
Над жилищем отшельницы курился слабый дымок. Здесь, высоко в горах, воздух был морозен, жухлая трава поблескивала серебром инея. Лошадей пришлось оставить у подножия горы и дальше подниматься пешком по узкой дорожке, облепленной колючими кустами. Длинные плащи все время цеплялись за них, норовя оставить на острых шипах куски ткани. Вчера Яся подошла к жилищу отшельницы с другой стороны, поэтому не видела, что на всем протяжении пути на кустах были нанизаны разноцветные тряпочки, бьющиеся на ветру, как осенние листья.
– Что это?
– Дань темным духам. Варвары верят, что они хотят вырвать у человека кусочек хоть чего–нибудь: души, тела или одежды. Поэтому приносят с собой ленты и сами нанизывают их на шипы. А ты полы плаща подбери, легче будет идти.
В жилище отшельницы они вошли без стука. Откинули медвежью шкуру, впустив морозный воздух, который тут же устремился к очагу и взметнул лепестки огня.
– Здравствуй, Башура! – поприветствовал отшельницу Радмир, скидывая плащ и усаживаясь на шкуры напротив нее.
Старуха в той же темной одежде пила из помятой железной кружки что–то пахучее, не обращая внимания на вошедших.
Яся села рядом с Радмиром. Где же пятна крови, что заливали вчера платье Башуры? Их не было.
Старуха отложила кружку, вытерла сухонькой ладонью губы и протянула руку, куда Радмир тут же положил кисет с табаком.
Раскуривая трубку, Башура внимательно посмотрела на Радмира, потом на Ясю. Ведьма ожидала, что в глазах отшельницы мелькнет узнавание, но та, мазнув взглядом по лицу девушки, занялась своей трубкой. Она примяла табак большим пальцем и выдохнула дым. Дыма была так много, что Яся едва различала силуэт старухи.
Дым пах летом: скошенными травами, цветущим жасмином, медом. В ароматном дыму–тумане Яся услышала заливистую песнь пичуги, шелест спелых колосьев, журчание ручья, пробивающего дорогу среди камней. Яся вздрогнула, когда чья–то теплая ладонь дотронулась до ее плеча. Повернув голову, она увидела мужскую руку, и по мере рассеивания тумана ей открылось, что перед ней стоит Радмир. В его лазах светилась такая нежность, что сердце ведьмы не выдержало и тоже забилось быстрее.