— Слушаюсь! Ясно! — кивая головой, быстро говорил он, нетерпеливо ерзая на койке. — Все понял! — Положив трубку, он схватил шинель и шапку и, на ходу одеваясь, выскочил из блиндажа.
На наблюдательном пункте он застал Шило, который теперь заходил сюда почти каждый день.
— Не хотел тебя будить, сказали, отдыхает, — протягивая руку, проговорил замполит, и на его смуглом лице появилась улыбка. — Куда это стреляют?
— В район штаба полка, — торопливо ответил Осмоловский. — Батарея номер семьдесят шесть, старая знакомая! Все на местах? — Он огляделся. — Понимаешь! — оживленно проговорил он, обращаясь к Шило. — Эту батарейку Курганов уже два дня давит, а она все стреляет. Артиллеристы! Ну, я ее сейчас разделаю…
Загремел залп. Другой, третий. Закончив огневой налет, Осмоловский прислушался.
— Не стреляет! — Он довольно потер руки. — Это тебе не Курганов! Ну что, Федор Васильевич, пойдем чай пить, что ли? Сейчас, вот только доложу командиру дивизиона.
Но едва он снял трубку, как батарея снова открыла огонь. Лицо Осмоловского вытянулось. Покусывая губы, он дал по батарее еще два огневых налета. Батарея, правда, замолчала, но теперь он уже не был уверен, что через некоторое время она снова не откроет огня.
Хмурый, явно не в духе, командир батареи забыл о приглашении на чай и вышел, хлопнув дверью.
Шило встал, задумчиво посмотрел ему вслед и подсел к вычислителю.
— Ну-ка, товарищ старший сержант, поучи уму-разуму! — Ему хотелось самому разобраться, понять, в чем тут дело.
…Только через два дня замполиту снова удалось заглянуть к командиру батареи. Пожимая ему руку, Осмоловский буркнул:
— Сегодня ликбез не состоится.
— Что так? — делая удивленное лицо, спросил Шило. — Угу, понимаю.
С некоторых пор Шило заметил, что Осмоловский хандрит. Догадывался и о причине. Но все как-то не мог вызвать командира на откровенный разговор, и вот сейчас решил сделать это. С минуту он помолчал, подыскивая предлог. Медленно окинул взглядом блиндаж. Здесь все ему было уже знакомо и все оставалось без изменений. У двери висят шинель и плащ-накидка, на столике стоит фотография в рамочке. На ней два юных лейтенанта — выпускники Одесского артиллерийского училища. Оба коротко острижены: у них еще не успели отрасти волосы. Один из них — Осмоловский, улыбающийся немного натянуто, как это часто бывает на фотографиях; другой — его друг, узколицый, с плотно сжатыми губами и острым взглядом чуть прищуренных глаз. А это что? Замполит протянул руку и взял свежий номер «Артиллерийского журнала».
Листая его, он все еще молчал. Но вот улыбка тронула его губы. Он увидел статью «Артиллерия в наступательном бою».
— Читал? — обрадованно спросил он Осмоловского, протягивая ему журнал.
— Просматривал, — односложно ответил Осмоловский, — ничего нового!
— Вот как?
— Вот так! — уже сердито ответил командир батареи и сел на койке. — А ты что, дразнить меня пришел, что ли?
— Нет, зачем же, — серьезно ответил Шило. — Я только вот считаю, что терпения тебе побольше надо и не судить только со своей колокольни, а мыслить масштабами пошире!
Осмоловский мотнул головой и с жаром проговорил:
— Знаешь, Федор Васильевич, чем больше я с тобой разговариваю, тем больше убеждаюсь, что характер у тебя как нельзя лучше соответствует фамилии!
Замполит усмехнулся, а Осмоловский, между тем, встал с койки, торопливо заходил по блиндажу.
— Да что же ты думаешь, я действительно ничего не понимаю? Но ведь надоело! Оборона! Каждая кочка, каждый кустик — все пристреляно. Как на полигоне. Никакого тебе полета мысли. Наступление — вот это да! Там есть где развернуться… Нужно подумать, где наблюдательный пункт выбрать, где огневую позицию поставить, и сделать все это быстро и правильно: ошибки исправлять будет некогда. — Осмоловский ходил, широко жестикулируя руками. — И цели. Там уж не знаешь, где какая появится. И огонь нужно открыть немедленно и точно. Вот уж где нужны и инициатива, и сметка, и находчивость…