— Ну, что стоите? — спросил Березовский окруживших его красноармейцев. — Подносите снаряды. Сейчас мы из двух орудий такую артподготовку закатим… — И, уже уходя, приказал: — Весь командный состав ко мне, в голову колонны…
Я пошел к своей машине, чтобы взять связного и в случае нужды послать за взводом. Внезапно ружейно-пулеметный огонь со стороны леса усилился. Пришлось пробираться по кювету ползком, перелезая через бойцов. Когда я добрался до места, где находились раненые, снятые с разбитой и сгоревшей машины, то увидел встреченного нами на дороге переодетого старшего сержанта. Он был мертв и лежал на спине, вверх лицом, с открытыми глазами, зажав рукой на груди пулевую рану. На запястье безмятежно тикали часы. Что ж, может быть, фашистская пуля избавила его от заслуженного возмездия? Во всяком случае, она унесла вместе с собой тайну его появления, так и оставшуюся неразгаданной.
Возвратившись со связным, я застал майора Березовского сидящим в кювете в окружении командиров. Тут были все, кто следовал с колонной: худощавый, остроносый лейтенант Башляев, командир четвертой батареи, выдвинутый на эту должность после финской кампании; смуглолицый лейтенант Чугунов из штабной батареи и много других. Здесь же был и Прибыльский, задумчиво жевавший травинку, исподлобья поглядывавший на майора.
— Так вот, — бросив взгляд на часы, начал Березовский. — Будем атаковать. Поддержат два орудия, зенитка, ручные пулеметы… Не век же здесь нам сидеть? А? Пока не уничтожим эту чертову группу, дальше она нам ходу не даст. Место открытое и…
Послышались одобрительные возгласы. Найдя поддержку, Березовский оживился.
— Ну, так слушайте приказ… — И он стал разъяснять задачу лейтенанту Башляеву, на которого возложил общее руководство боем.
Лейтенант Башляев энергично потер тонкую переносицу, помолчал, попросил дать больше людей. Березовский обвел всех взглядом.
— И вы возьмите свой взвод, — приказал он, остановившись на мне. — Пойдете на правом фланге четвертой батареи.
— Есть, — ответил я и тотчас же послал связного за взводом.
Солнце уже склонялось к горизонту, косые лучи его скользили по краю кювета. Огонь со стороны противника почти прекратился. Посреди поля, разбрасывая редкие огненные брызги, нещадно дымя, догорал сарай. Дым стлался по земле, образуя подобие жиденькой дымовой завесы.
План Березовского был прост. Мы должны были под прикрытием двух орудий, зенитной установки и ружейно-пулеметного огня приблизиться к опушке и атаковать гитлеровцев, уничтожить их или по крайней мере отбросить, рассеять и тем самым дать возможность колонне следовать дальше.
К орудиям уже поднесли боеприпасы, и Березовский, все чаще посматривая на часы, обходил цепь, перебрасываясь с красноармейцами словами. Оттуда слышался сдержанный смех.
Прибыли и мои топографы. Я расположил их в кювете, разъяснил задачу.
— Приготовиться! — раздался голос майора. — Оружие зарядить!
Березовский направился к орудиям. Залп их должен был послужить сигналом к началу движения. С учащенно бьющимся сердцем ожидал я его.
Стало тихо. Потом послышалась неестественно громко прозвучавшая команда:
— Заряжай!
Отчетливо заклацали затворы орудий.
— По фашистам… огонь!
И сразу вслед за не успевшим еще раствориться в воздухе гулким грохотом дуплета снова лязганье затворов, мелодичный звон выброшенных гильз.
Уже справа и слева поднимались бойцы, делали первый шаг вперед за спасительный кювет под взвизгивающие пули. Собравшись с силами, я тоже сделал этот трудный шаг вперед…
— За мной! — кричал слева от меня Башляев, высокий, стройный, призывно вскинувший вверх руку, сжимавшую пистолет.
— Вперед! Впе-рьё-од! — кричал Березовский, очутившийся уже в кузове зенитной установки. Он после каждого залпа подносил к глазам бинокль, затем поворачивал голову к орудиям и взмахом руки подавал команду. Затихший было со стороны леса огонь теперь снова усилился.
Ввзз… Вззы! Ффить, фить! — посвистывали пули.
Мы бежали вперед, а сзади грохотали орудия, дробно стучала пулеметная зенитная установка. Снаряды проносились над нами, гулко рвались у самой опушки, вздымая высокие столбы земли и дыма. Чертили воздух трассирующие пули. И странно, то нервное напряжение, которое сковало было волю вначале, теперь постепенно проходило, и всем существом завладевало новое чувство — чувство локтя, ощущение коллектива, азарт боя.