Он вышел в коридор, и я сразу почувствовала облегчение.
Вскоре вскрытие было закончено. Бросив запачканный кровью фартук в мусорную корзину и повесив халат на место, я в гордом одиночестве поднялась на лифте в холл. Внизу оставалась всего пара человек.
Воздух снаружи отдавал сыростью, ветер пронизывал до костей. Было пасмурно, начался дождь. К счастью, машина была припаркована рядом со входом. Сев внутрь, я первым делом включила обогрев. До отеля было рукой подать, и мне не хватило времени подумать обо всем, что сегодня произошло, хотя Малдер, Уикэм и изуродованные тела погибших женщин уже выстроились у меня в голове, как на парад. Добравшись до стойки, я взяла ключ от своей двери, чуть не забыв поинтересоваться, в каком номере мой напарник.
Погрузив наш багаж на тележку, я поднялась на седьмой этаж и осторожно постучала в дверь Малдера.
На нем был гостиничный халат, из ванной комнаты вырывался пар.
— Спасибо, — сказал Малдер и взял свои чемоданы с тележки. — Я надеялся, что мне не придется разгуливать в таком виде весь вечер.
Я неловко прислонилась к дверному косяку, пока он вешал в шкаф свой костюм.
— Заходи, Скалли, — сказал напарник. — Расскажи, что ты обнаружила.
Я пожала плечами.
— Ничего особенного. Завтра утром снова поеду в морг. У них должны быть результаты анализов. Уикэм собирался перечитать расшифровки допросов, так что ты можешь ему позвонить и узнать, что он нашел.
— Хорошо, конечно. Спасибо. Хочешь перекусить? Я только оденусь, и мы что-нибудь закажем.
Он достал джинсы из чемодана.
Я прикусила губу.
— Нет, Малдер, спасибо. Я только что съела сэндвич, так что пока не очень голодна, но ты поешь. Скажи мне, если тебе что-нибудь придет в голову, хорошо? Я в номере 746.
Он посмотрел на меня немного удивленно, но я закрыла за собой дверь и отправилась в свой номер, пока Малдер не успел спросить меня о чем-нибудь еще.
***
ГОСТИНИЦА HOLIDAY INN, ВНУТРЕННЯЯ ГАВАНЬ БАЛТИМОРА
СРЕДА, 22 ЯНВАРЯ
7:17
Закончив бриться, я одним глотком опустошил чашку обжигающего кофе и снова посмотрел на бумаги. Замкнутые помещения вызывали во мне тревогу, и я чувствовал себя, как громоотвод, в который вот-вот должна была ударить молния. Надо пить меньше кофе.
Вчера вечером Скалли снова вела себя загадочно и отстраненно, и я потратил еще больше времени, думая о ней, гадая, что же происходит под этими блестящими рыжими волосами. И хотел пойти на пробежку утром, чтобы прояснить голову. Натянув спортивные штаны и кроссовки и захватив апельсин, оставшийся после вчерашнего обеда, я зашел к Скалли и постучал в дверь.
— Обслуживание номеров! — сказал я, когда она открыла дверь и протянул напарнице апельсин. Ее волосы были примяты после сна, веки тяжелые.
— Привет, — сказала она, взяв фрукт и положив его на столик. — Спасибо.
— Собираюсь побегать. Ты поедешь за результатами анализов?
Она опустила голову и посмотрела на свою пижаму.
— Да, только приму душ сначала. Звони, если что-нибудь потребуется. Я хочу поподробнее рассмотреть разрезы на ее ребрах — возможно, удастся сузить список возможных производителей пилы.
— Удачи, — сказал я, она кивнула и закрыла дверь.
Спустившись по лестнице в холл, я подошел к карте, висевшей на стене, чтобы спланировать маршрут.
Балтимор — отличный город для тех, кто любит заниматься спортом. Бейб Рут (13) родился здесь, и дом, где он жил в детстве, теперь стал музеем. Помимо него, здесь находится Музей легенд спорта. А ведь даже я чуть не расплакался, когда Кэл Рипкен побил рекорд Герига на балтиморском стадионе Кэмден Ярдс в 1995 году (14). Наш отель был расположен прямо около всех этих достопримечательностей. Что ж, смена обстановки не повредит. Как только я открыл дверь гостиницы, порывистый ветер ударил мне в лицо.
Немного размявшись, я остановился около тележки с хот-догами и наклонился, чтобы затянуть шнурки. Два парня в ожидании своих порций громко спорили о новой футбольной команде. “Рэйвенс” только что завершили первый сезон на стадионе Мемориал. Я хотел посмотреть эту игру, но за Вашингтон играют “Редскинз”, и у меня было такое чувство, будто я их предаю. 4:12. Ничего особенного не пропустил.
— Ты не знаешь, о чем говоришь, приятель. “Рейвенс” крутые. Наконец-то футбол вернулся в Балтимор!
— Все равно название тупое. Сначала “Иволги”, теперь “Вороны”. Птицы — отстой. (15)
— Твоя мама — отстой.
— Забей. Просто хочу сказать, что вороны совсем не страшные. Вот стервятники - да. Они правда противные.
— Это из стихотворения! Ну, того чувака! Говнюка, который вечно писал что-нибудь страшное. Ну, ты знаешь. У него на могиле еще всегда оставляют виски. (16) Блин, ну как же его звали?
— Доктор Сьюз (17)?
— Эдгар Аллан По? — предложил я.
— Точно! Он писал всякое жутковатое дерьмо, и вот то, которое про ворона, было ну очень страшное. Все время забываю его имя.
— “Выпил сладкого забвенья?” (18) — вопросил я.
— Вы что, из отдела по наркотикам?
Я рассмеялся и решил включить старика Эдгара в свой маршрут. Его могила была неподалеку, так что я мог немного отклониться от спортивных достопримечательностей и все равно остаться в безопасной близости от бульвара Мартина Лютера Кинга. Интересно, Скалли еще не прикончила детектива Уикэма? Он, кажется, не вполне отдает себе отчет в том, с кем имеет дело.
Я возобновил бег, и вскоре ритмичный стук кроссовок об асфальт помог мне снова сконцентрироваться на деле. Итак, он убивает, потому что ненавидит или потому, что жаждет мести? Он преданно следует ритуалу и до сих пор ни разу не отступил от него. Убив их, он оставляет /нет, не просто оставляет/, выставляет напоказ свои жертвы /нет, они не жертвы, они знали, что это произойдет, это к лучшему, это честь — быть избранной/. Итак, он выставляет напоказ свои трофеи /свои послания/ в том же месте, откуда похищает свою следующую жертву… /свой следующий проект/. Выставляет их напоказ, вырезает на деревянном полу слово „синистер“ и берет их, и все снова повторяется, как цепь… Цепь — ожерелье? Поэтому он оставляет шарики в их груди? Это может быть связано с географией? Сколько там шариков?
Надо спросить Скалли.
У нее есть жемчужное ожерелье и такие же серьги. Иногда, когда она глубоко задумывается, то, склонив голову, начинает теребить одну из них пальцами — эскиз на тему „спокойствие“ в духе прерафаэлитов, который познакомит вас с дулом своего пистолета, если вы ее побеспокоите. Как и устрица, из которой появилась эта жемчужина, она прячется от меня. Поверхность ее раковины затвердела, стала шероховатой и неровной, и я не могу понять, как открыть ее так, чтобы мы оба остались целы.
Я посмотрел в сторону Пенн Стрит, где находился морг. Интересно, что они с Уикэмом делают сейчас? Что Скалли нашла на теле погибшей женщины? Скалли, ее острый взгляд и холодные железные инструменты. Скалли и кровь, стекающая по ее белоснежной коже, исчезающие призраки синяков на теле…
Я прижал ладони к вискам. Хватит думать о ней! Она не имеет к этому отношения.
Он перерезает им горло. Четкий, чистый разрез. Он делает это небрежно, не задумываясь, без чувства гнева или ярости, просто потому, что так нужно. Ему кажется, что в этом есть нечто зловещее? В нем еще осталось достаточно человечности, чтобы чувствовать вину? Может быть, и так, но у него нет выбора: он не может написать свое послание, пока работа не сделана.
Мир должен узнать.
Что за послание?
Я остановился на светофоре, продолжая бежать на месте. Кладбище уже совсем рядом. И снова погрузился в свои мысли, пытаясь посмотреть на ситуацию со стороны.