Все эти женщины — часть чего-то целого. То, что преступник делает с ними, — навязчивое проигрывание какой-то глубокой травмы, чего-то, что довело его до предела. Немногие убийцы готовы признать, что им нравится убивать. Из тех, кого я знал, — только Лютер Ли Боггс и Джон Ли Рош.
Убийцы часто пытаются отмежеваться от своих преступлений, говорят, что голоса заставляли их убивать, или обвиняют какую-ту непонятную непреодолимую тягу к убийству, которую они не могут контролировать и с которой не в состоянии бороться. „На самом деле я не такой!“ — заявляют они в суде, и всегда находится какой-нибудь сосед, который скажет: „Такой милый человек, просто не могу поверить!“
Я был на Файетт Стрит и замедлил бег до быстрой ходьбы, когда оказался рядом с готическим Вестминстер Холлом. Он резко выделялся на фоне скучных современных зданий своими сводчатыми арками и обветшалыми стенами. Переплетение кованых решеток и кирпичной кладки скрывало кладбище от взглядов зевак.
Темнота, которая таится в душах людей, не выходит на поверхность, если знает, что за ней следят. Люди позволяют другим видеть только ту сторону себя, которую они для этого предназначили. Не бывает нехарактерного, есть только незамеченное ранее.
Если бы Эд Джерс не сошел с ума, я бы не узнал, что моя напарница любит секс на одну ночь и иглы с чернилами. Она бы приехала обратно — чопорная и спокойная, как всегда, в сдержанном костюме и на высоченных каблуках — и я бы и дальше оставался в полном неведении.
Что я на самом деле знал о докторе Дане Скалли?
Во-первых и в главных, Скалли — это ее работа. Об этом знают все. Пару раз, когда мне удавалось заглянуть из-за плеча в ее почтовый ящик, моему взору представали сотни писем, которые она ежедневно получает от студентов и коллег-врачей.
Она надежный напарник и преданный своему делу трудоголик, сердобольный и неподкупно честный. И она спасала мою задницу столько раз, что все и не упомнишь.
Я знал, что она отлично стреляет и любит быстро ездить. Она помешана на здоровом питании, но я видел банку Ben&Jerry у нее в холодильнике и знаю, что у нее слабость к свиным ребрышкам. Она может быть игривой, может быть саркастичной. У нее ослепительная улыбка.
Я знал, что она упряма, тверда в своих убеждениях и в праведном гневе способна на настоящие подвиги. Видел, как она побеждала Скиннера одним взглядом и ставила на место даже отъявленных преступников одним движением брови. Она умеет заставить человека почувствовать себя недостойным дерьма, прилипшего к подошве ее туфли.
Я знал, что она может быть такой холодной и далекой, что достать до нее не легче, чем до созвездия Ориона. Скалли тяжело признаваться в своей слабости, но ее вера помогает ей справляться с кошмарами, с которыми мы регулярно сталкиваемся по работе. Она молчит, когда ей больно.
Я отдавал себе отчет в том, что она привлекательна. От меня это не ускользнуло. То, что между нами действует молчаливое соглашение не выходить за рамки профессиональных отношений, не значит, что я не могу ее с удовольствием рассматривать. Я высокий, Скалли маленькая, а блузки она не застегивает под самое горло. Все просто. И да — иногда у меня бывает эрекция, когда моя напарница шепчет мне на ухо какую-нибудь научную тарабарщину. И да — я пару раз видел, как она рассматривает мою задницу. Это случается, когда работаешь с напарником противоположного пола. Ничего особенного в этом нет.
Я почти ничего не знаю о ее личной жизни. Мы иногда дразним друг друга, я — на тему ее приятелей, а она — на тему моей видеоколлекции, но не более того. Скалли встречалась со своим инструктором в академии, поэтому я решил, что у нее слабость к мужчинам постарше. Ее презрительная реакция на дело „Родни“ и на проститутку, подставившую Скиннера, говорила сама за себя. После этого я наклеил на нее ярлык — возможно, несправедливо — консервативной в постели. Но, честно говоря, сексуальные предпочтения моей напарницы нечасто становились предметом моих размышлений. До дела в Филадельфии. Я и сейчас обдумывал их только по одной-единственной причине — последние события полностью разрушили мои представления о Скалли. Только поэтому. Профессиональная гордость. Просто хочу знать, с кем приходится работать. Так что позвольте мне обновить ее личное дело и закончить на этом.
Скалли не против переспать с незнакомцем.
Она любит грубый секс.
И татуировки.
Ну, вот и все. Поехали дальше.
Я встал на цыпочки, чтобы увидеть могилу Эдгара Аллана По, скрытую за высокой оградой. На сером каменном барельефе вырезан ворон, а над ним начертана знаменитая цитата «И ответил Ворон: „Никогда“». Я наклонился и оперся руками о колени, чтобы восстановить дыхание. Сердце застучало громче.
Сердце — вот что важно.
В сердце кроется правда.
Я поднял глаза и посмотрел на могилу По. Казалось, что ворон со сломанным клювом издевается надо мной.
“Сердце-обличитель” (19).
Зловещий сказ о мании убийства.
Стук сердца.
Труп, спрятанный под полом.
У меня в мозгу мелькнул образ последней жертвы. Она лежит на полу в гостиной. На полу, сделанном из светлых сосновых досок.
Возможно ли…?
Бросив прощальный взгляд на ворона, я на полной скорости побежал в сторону морга.
“Посмотрю и успокою трепет сердца моего…” (20)
***
ЦЕНТРАЛЬНЫЙ МОРГ ШТАТА МЭРИЛЭНД
9:28
Я перефокусировала микроскоп на ребрах жертвы и через некоторое время отошла в сторону, потирая глаза.
„Черт“, — не скрывая разочарования, пробормотала я. Конечно, у меня не было надежды обнаружить что-то особенное, но, по крайней мере, хотелось попытаться. Срез кости, вырезанной убийцей, был идентичен моему. Пилу Страйкера можно купить где угодно: выследить кого-то таким образом невозможно. Но эта информация хотя бы пригодится, если мы найдем такую пилу в доме подозреваемого.
Отключив микроскоп, я снова посмотрела на часы. Надеюсь, результаты анализов скоро будут готовы.
— Так и думал, что найду вас здесь. Я пришел к вам с кофеином!
В дверях стоял Уикэм с большой кружкой кофе в руках.
— „Дейли Грайнд“. Уверен, это гораздо лучше, чем-то пойло, которое вам дают здесь.
Я с благодарностью приняла кофе у него из рук и сделала глоток.
— Ммм. Спасибо.
Он сел рядом со мной.
— Я снова просмотрел расшифровки допросов и ничего не обнаружил. Что-нибудь слышно от агента Малдера, профайлера-вундеркинда?
Я отрицательно покачала головой.
— Пока нет. Он на пробежке. Но он обязательно что-нибудь придумает.
— Чувствуете себя нормально сегодня?
Я нервно пожала плечами.
— Да. Просто жду, когда будут готовы результаты. Мне пришло в голову, что убийца может быть охотником. Он кормил женщин олениной, ее обычно не продают в магазинах. Кроме того, это объяснило бы его прекрасное владение ножом.
Уикэм кивнул.
— Мы перепроверим лицензии охотников.
Как только детектив закончил делать пометки в своем блокноте, в проходе появился Малдер. Его волосы, футболка и спортивные штаны были насквозь влажными — не то от дождя, не то от пота.
— Я знаю, где сердца, — сказал он, задыхаясь.
— Легок на помине, — заметил Уикэм.
Долю секунды Малдер выглядел озадаченным, а потом подошел к нам.
— Думаю, он спрятал сердца под досками, Скалли. Обе женщины лежали на деревянном полу. Он нацарапал это слово — „синистер“ — у них над головой, чтобы спрятать следы.
Столько лет вместе, а я никак не могу понять, как он это делает.
— Зачем ему прятать их там?
Малдер покачал головой.