— Нет. Как видишь, мои литературные вкусы претерпели некоторые изменения.
— Понятно. — Я опустила голову и прочистила горло.
— Эм… Поезд отходит через пятнадцать минут.
— Хорошо.
Малдер сложил газету так, чтобы она влезла в карман его пальто, снова взял мои чемоданы, и мы направились к поезду. Я подняла голову: туман жемчужными лентами оплетал фонарные столбы, создав вокруг нас жутковатую тишину. Платформа была практически пуста, за исключением подростка в красном пуховике, который торопливо докуривал сигарету, и мужчины в костюме и с чемоданом, возившегося с мобильным телефоном. Видимо, час пик уже прошел.
Малдер поставил чемодан около дверей и протянул мне сумку.
— Ну вот.
— Спасибо.
И мы стояли, как два идиота, засунув руки в карманы, не зная, как попрощаться. Так и будет теперь? — спросила я себя. — На простейшие дружеские порывы будет наложена печать того, что мы узнали друг о друге вчерашним утром?
Это просто глупо. Возьми себя в руки, Дана. Я похлопала напарника по плечу и опустила руку, чтобы на секунду коснуться его пальцев.
— Пока, Малдер. Скоро увидимся.
Какая же я авантюристка!
Глаза Малдера не выдали эмоций.
— Будем надеяться. Позвони мне вечером.
Я кивнула, зашла в вагон, взяв багаж, и, добравшись до своего места в третьем ряду, подняла сумки, чтобы положить их в верхнее отделение. И уже собиралась сесть, когда почувствовала на плечах чьи-то руки, и инстинктивно потянулась к пистолету, но в этот момент увидела в окне отражение Малдера.
— Господи, Малдер! Не надо так меня пугать, — сказала я, выдохнув с облегчением. — Что такое?
Он не ответил, просто вытащил меня обратно в проход.
— Малдер, поезд сейчас уедет!
Напарник мягко вытолкнул меня на улицу, и холод пробрал меня до костей после нескольких минут в теплом замкнутом пространстве вагона.
— Там мой багаж. Мой ноутбук…
Малдер развернул меня к себе за плечо.
— Давай попрощаемся как следует, хорошо? Он подошел ближе, и я замешкалась. Одно дело — секс в закрытом номере отеля семью этажами выше чьих-то любопытных глаз, другое — поцеловаться открыто, а потом сесть в поезд и поехать домой в середине расследования из-за необъяснимого и, вероятно, серьезного заболевания. Мне казалось, что лучше не искушать судьбу. Будет гораздо проще раз и навсегда забыть об этом.
— Скалли… — сказал Малдер голосом нежным, но горьким, как жженый сахар, — голосом вчерашнего утра.
Да к черту судьбу!
Я придвинулась к напарнику и приподняла голову.
Только это и требовалось.
Наши губы встретились, и я поняла, что все поцелуи за последние несколько дней были просто прелюдией перед этим. Дрожь охватила меня от прикосновений его языка, все тело затрепетало, как виноградная лоза от капель дождя. Руки Малдера проскользнули под мое пальто, и он обхватил меня за талию. Мы оба терялись, растворялись в этом поцелуе, в котором открывались все новые и новые грани, словно лепестки распускающегося цветка.
Вот мы впервые жмем друг другу руки. Смотрим в небо на базе Элленс. Осматриваем друг друга в Айси Кейп. Пытаемся отдышаться в лифте после убийства Тумса. Видим километры шкафов с папками в темной шахте. Цитируем «Моби Дика» на озере Хьювелманз. Спасаем друг другу жизнь: Малдер выкрикивает мое имя у грузовика Шнауца, я опускаю его в ванну со льдом; он прикасается к моей щеке, чтобы утешить после смерти отца, кладет крестик на мою ладонь, а я рыдаю в его объятиях в доме Фастера…
Туман сгустился над нашими головами, как призрачный лист гигантского папоротника, как занавес, оберегающий наш секрет. Все стало таким ярким и живым, будто мы впитывали в себя все звуки и цвета мира. Это неправда, что время замедляется только тогда, когда объект приближается к скорости света: ведь мы стояли на месте, но все равно каждая секунда растягивалась до бесконечности.
Я почувствовала, как руки Малдера скользят вниз по моей талии, отодвигая пальцами юбку и прослеживая пояс на колготках. Я улыбнулась, не отрываясь от его губ, и шлепнула его по руке.
Губы Малдера коснулись моего уха.
— Просто проверяю, — прошептал он.
Я положила руки на отворот его толстого шерстяного пальто.
— Мне надо идти.
Он погладил меня по плечу.
— Знаю. Заходи в вагон.
Я оставила напарника и прошла в поезд. Оказавшись на своем месте, снова выглянула в окно и увидела, что Малдер машет рукой. Мы практически никогда не здороваемся, а теперь он машет мне рукой на прощанье? Я покачала головой, снимая перчатки. Бизнесмен, замеченный мной чуть раньше на платформе, оторвался от чтения и улыбнулся. Вся первая страницы газеты была посвящена нашему делу.
В горле снова появился комок, и я попыталась убедить себя, что сделала все, что в моих силах.
Когда поезд тронулся с места, увозя меня в полное неопределенности будущее, я прислонилась к холодному стеклу.
И помахала Малдеру рукой.
***
ПОЛИЦЕЙСКИЙ УЧАСТОК БАЛТИМОРА
8:39
Уикэм выглядел обеспокоенным, но вопросов задавать не стал. Никакой новой информации у него не нашлось.
— У меня для тебя два допроса в университете Хопкинса, — сказал он. — Один парень, Харрис, работает в анатомической лаборатории, которая занимается пластинацией органов. Его отец убил жену, когда сыну было девять. Харриса брали за нападение с отягчающими обстоятельствами — набросился на двух женщин в ночном клубе, но обвинений ему не предъявили. Второй — аспирант, член Общества любителей По. До десяти лет его растила мать, бросила сына ради наркотиков. Его бывшая девушка говорит, что он изнасиловал ее, но отказалась выдвигать обвинения, когда дело дошло до суда. Стоит проверить, я думаю. Ты готов?
Я кивнул, надеясь, что этот день станет последним днем расследования. Как можно быстрее найти девушку и убраться из Балтимора — обратно к домашнему очагу — и не давать покоя Скалли до тех пор, пока она не озаботится своим здоровьем.
Я взял бумаги у Уикэма и вышел из участка, обратно в холодный туман.
***
ШКОЛА ЗДОРОВЬЯ ИМЕНИ М. БЛУМБЕРГА ПРИ БОЛЬНИЦЕ УНИВЕРСИТЕТА ДЖОНА ХОПКИНСА
11:19
— Спасибо, доктор Харрис, у меня больше нет вопросов.
— Да уж, полагаю, не должно быть.
Теодор Харрис посмотрел на меня обиженно, встал и гордо вышел из комнаты, возмущенно отряхиваясь, как мокрый кот.
Я вздохнул и стал рисовать маленькие квадратики в блокноте. Затем положил руки на холодную металлическую поверхность стола и закрыл на секунду глаза. Усталость навалилась на меня, веки отяжелели, и я понимал, что должен сделать хоть что-то, чтобы не заснуть. В этот момент открылась дверь, и молодой человек в белом халате вошел в комнату, держа в руках какую-то непонятную штуковину, идентифицировать которую, вероятно, могла только Скалли.
— Доктор Шоу, у меня ваш… Ой, извините. Я искал доктора Шоу. Тогда просто оставлю это здесь.
Он поставил прибор на стойку и показал на мой блокнот.
— Можно?
Я кивнул и протянул ему ручку. И пока парень писал, разглядывал его покрытые ссадинами руки. Некоторые царапины почти зажили, а некоторые явно были свежими.
— Ничего себе, что случилось у вас с руками? — спросил я его, надеясь, что мой голос прозвучал естественно, и одновременно пытался прочитать записку, не привлекая лишнего внимания. Это была благодарность доктору Шоу за то, что он разрешил воспользоваться оборудованием. Подписана именем Лео.
Он взглянул на ссадины и пожал плечами.
— Я работаю с крысами. Они царапаются, когда им делаешь уколы.
— Вы не носите перчатки?
Лео снова пожал плечами.
— Обычные, с нитриловым покрытием (7). У крыс мощные когти, но в плотных перчатках тяжело делать заметки.