Выбрать главу

Чтобы отвлечься, я допила кофе и попросила официантку налить еще. И внутренне содрогнулась, вспомнив, как призналась Эду: “А потом в моей жизни были и другие отцы”. О, Дана! Как ты могла? При мысли о предстоящем судебном заседании я похолодела и, покачав головой в надежде спугнуть эти мысли, вернулась к лежащим передо мной бумагам. Где-то сейчас страдает женщина. Она пока еще жива.

Сложив бумаги в портфель и бросив несколько купюр на стол, я вышла из кафе и пересекла Прэтт Стрит, не дождавшись зеленого сигнала светофора.

***

ГОСТИНИЦА HOLIDAY INN, ВНУТРЕННЯЯ ГАВАНЬ

12:36

Я решил дойти от места преступления до гостиницы пешком, но не ожидал, что на улице окажется настолько холодно. Поэтому только порадовался, когда наконец добрался до места и зашел в теплый холл отеля. Забрав у приветливой женщины за стойкой ключ-карту я, в попытке согреться, взбежал по лестнице, перескакивая через ступеньки и, открыв дверь, оказался в очередном до боли знакомом типовом номере. Кипа бумаг, которую мы получили от Скиннера, водворилась на маленький столик у стены. Одежда осталась в машине у Скалли.

Она поехала в морг с детективом Уикэмом — “бравым молодчиком Города мечты” (4). Я напомнил себе заглянуть при случае в его личное дело. Это никак не связано с тем, как он пялится на Скалли. Просто хочу знать, с кем приходится работать.

Так или иначе, Скалли будет занята ближайшие несколько часов. Я снял куртку и, швырнув ее на постель и раздраженно ослабив галстук, включил обнаруженную в номере кофеварку в надежде на хорошую порцию отвратительного кофе. За окном раздался вой сирены: гостиница находилась всего в паре кварталов от морга, на Ломбард Стрит, которая с лихвой обеспечивала меня этим бесконечным шумом под окнами. Я раздвинул жалюзи, отрешенно глядя на дождь, барабанящий по стеклу. Капли одна за другой на мгновение застывали на нем, а потом срывались вниз, как невесомые кристальные слезы.

Мой мир перевернулся.

Чего-то в наших отношениях со Скалли больше не хватает. Дело не в том, что она не разговаривает со мной — она разговаривает. И не в том, что она огорчена или рассержена — я бы знал, если бы это было так. Но она делает все, чтобы наш обмен репликами не выходил за пределы минимально возможного. Больше не спорит с моими безумными идеями, как раньше, и игнорирует мои шутки. Ну, в последнем пункте нет ничего нового, но раньше я хотя бы видел, что Скалли специально не хочет потакать моему сомнительному чувству юмора. А сейчас даже не замечает его.

Такое ощущение, что какая-то частичка ее души отделилась от нее и улетела прочь, как воздушный шарик на детском празднике. Это чувство не покидало меня со вчерашнего дня, когда она вернулась на работу и проинформировала меня со снисходительной, печальной, едва заметной улыбкой, что не все на свете происходит из-за меня.

А теперь она даже не дает прикоснуться к себе.

Я скинул ботинки, повалился на постель и, заложив руки за голову, попытался сосредоточиться. Сейчас не время думать о моих личных проблемах. Кое-кто ждет, чтобы я проник в его мысли.

Я глубоко вдохнул и закрыл глаза. Поднял правую руку вверх и посмотрел на нее. Снова медленно выдохнул. Да, теперь темные закоулки моего разума открываются передо мной… Почувствовав вес ножа — или скальпеля? — в руке, я сделал несколько пробных порезов в воздухе.

Он перерезал ей горло — плавно и легко. Она умерла быстро, но все ее тело было залито кровью. Это важно? Ему нравилось ощущать на себе ее теплую кровь? Или он убил ее, подкравшись сзади?

Она умерла быстро, подумал я снова. И не имела для него значения, пока была жива, потому что настоящая работа началась только после ее смерти.

Он неторопливо отрезал грудь. Скалли отметила, что разрезы на теле последней жертвы выглядели аккуратными и профессиональными. Значит, он уже делал это раньше. Может быть, он доктор. Или мясник. Когда он разрезает плоть жертвы, то ощущает пальцами ее мягкость и упругость. Ему это нравится? Нравится видеть, как кровь вытекает из нее, словно сок из раздавленного фрукта? Это просто дополнительный приятный бонус или что-то более значимое? Пока не могу понять. Только знаю, что ему нужно добраться до сердца. Сердце — вот, что важно, вот почему он оставляет его себе. Похищает. Потому что она украла его сердце? Его отвергли?

Почему же он оставляет его себе?

Этого я тоже пока не могу понять. Он нацарапал на деревянном полу послание: „синистер“. Это суждение о нем или об этих женщинах? Он знает, что грешит, и все равно это делает? Он не заурядный вор, потому что платит за то, что забирает. Селеновые шарики. Почему он так решил? Это что-то значит. Селена — богиня луны.

Здесь есть связь?

Нет груди.

Нет сердца.

Луна.

Женщины и луна.

Женщины и их цикл.

Лунный цикл.

Перемены.

У нее есть татуировка.

Черт.

Сосредоточься, черт возьми!

Луна и сердца.

И она не говорит мне, какая.

Может, это кадуцей (5)? Или какая-нибудь загадочная формула? Не E=MC2, это слишком просто. И я почти уверен, что это не какой-нибудь дурацкий символ американских племен. И не китайский иероглиф.

Луна и сердца.

Скалли выбрала бы что-нибудь значимое — точнее, та Скалли, которую я знал. За исключением того факта, что та Скалли никогда в жизни не сделала бы татуировку. И не переспала бы с незнакомцем.

ЛУНА И СЕРДЦА, ЧЕРТ ТЕБЯ ПОБЕРИ!

Я уронил сжатые в кулак руки на матрас и раздосадованно вздохнул.

Не получается.

Вскочив с кровати, я открыл окно и впустил в комнату струю холодного воздуха. Башня Бромо-Зельцера (6) возвышалась на углу улицы, как скала, окутанная выхлопными газами и туманом, и верхушка ее скрылась в нависшем над ней сером небе. Вечерело, дождь прекратился. Стопка документов и фотографий на столе ждала, когда из нее сформируется внятный портрет нашего убийцы.

Я снова вздохнул и решил пойти в душ, надеясь, что вода заставит меня забыть о Скалли и позволит в конце концов сфокусироваться на решении этой загадки.

***

ЦЕНТРАЛЬНЫЙ МОРГ ШТАТА МЭРИЛЭНД

БАЛТИМОР, ШТАТ МЭРИЛЭНД

13:13

Все остальные патологоанатомы в тот день были заняты. Я надела выданный мне в лаборатории халат и выкатила из холодильной камеры труп женщины. Уикэм должен был приехать с минуты на минуту, хорошо бы начать до его прибытия.

Расстегнув черный мешок, я поморщилась от вида зияющей раны: левая грудь была полностью удалена. Первым делом необходимо осмотреть руки жертвы на предмет следов самозащиты.

Их явно вымыли, но не судмедэксперты: убийца пытался избавиться от улик. Я отогнула пальцы ее левой руки и увидела, что немного лака для ногтей оказалось на кутикуле. Правая накрашена гораздо аккуратнее. Да уж, владение только одной рукой — настоящий бич домашнего маникюра. Значит, жертва была левшой. Вот и вся полезная информация, которую мне удалось получить.

Такие вещи всегда заставляли меня вспомнить о том, что передо мной — не просто труп, а еще недавно живой человек. Мелисса была левшой, и родственникам вечно приходилось выкручиваться, усаживая ее за стол так, чтобы она не толкала соседа локтем.

Я отвлеклась от воспоминаний и вернулась к грудной клетке жертвы. Убийца вырезал часть костей и мышц, чтобы добраться до сердца. Я вынула их, как кусочек паззла. Пара десятков металлических серых шариков были сложены горсткой во впадине между легкими. Селен.

— Надеюсь, не помешал, — послышался голос детектива Уикэма.

Замечательно.

— Я только начала, детектив. Можете посмотреть.

— Агент Скалли! Мы же только познакомились.