— Ты уверен, что хочешь пойти туда, Билл?
Он улыбнулся.
— Самое время поставить все точки над «i», Дебби.
— Если ты так хочешь… — пробормотала она.
Мел погиб много лет назад во время пожара на ферме — ужасный конец! И пепелище не совсем удачное место для прогулок.
— Он не оставил завещания, — задумчиво проговорил Билл. — Через некоторое время после его смерти меня уведомили, что я его единственный наследник. Моя мать умерла от передозировки наркотиков, так что эта земля перешла ко мне. Ирония судьбы!
— А ты пытался искать свою мать?
— Нет, она знала, на что меня обрекла.
Дебора покачала головой.
— Не представляю, как она могла это сделать.
— Очень просто. Она говорила, что Мел всегда хотел иметь сына. Так что она ему его и дала — в виде внука. У нее, наверное, уже тогда было не в порядке с головой — наркотики и алкоголь делали свое дело.
— Думаю, что так. Все равно отдать своего ребенка старику тирану — непростительно… Хотя, если бы она этого не сделала, мы с тобой никогда бы не встретились, — лукаво улыбнулась Дебора. — Ты продал землю?
— Нет, я хотел, чтобы она превратилась в пыль, перестала существовать. А на этой неделе вдруг осознал, что владею фермой вместо того, чтобы избавиться. Поэтому я ее отдал.
Дебора озадаченно посмотрела на Билла. На его лице появилось довольное выражение.
— Организации, которая помогает брошенным детям. Это поможет им встать на ноги.
— Какая замечательная идея! — одобрила Дебора.
Слава Богу, это позволит навсегда уйти плохим воспоминаниям!
— Я также избавился от картины Джона Шепарда. Отправил ее Коннору на продажу.
— Почему? — спросила Дебора, одновременно удивленная и обрадованная.
Она ни за что не согласилась бы, чтобы эта картина висела в ее доме. Но не считала себя в праве что-либо советовать Биллу.
— Тебе она не понравилась.
— Да, эта картина была пронизана болью!
— Когда-то она соответствовала моему настроению. — Билл усмехнулся. — Я был похож на дикого зверя, но ты усмирила его во мне.
Дебора рассмеялась.
— Иногда я не против неистовства!
— Если бы с нами не было Адама…
Услышав свое имя, щенок с радостным повизгиванием закружился вокруг них, привлекая внимание. Конечно, лучше подождать, когда они останутся одни и им никто не сможет помешать. Ночь не так далека…
Чем ближе подходили они к ферме Мела, тем сильнее Дебора чувствовала, как в Билле нарастает напряженность. Стоит ли теперь бередить старые раны, недоумевала она. Но Билл, видимо, считал, что стоит.
Они достигли полусгнившей изгороди, за которой в детстве начиналась его тюрьма. Вот ворота, у которых они обычно прощались. Дебби никогда не приглашали на ферму Мела. Туда вообще никого не приглашали. Билл отпустил ее ладонь, и Дебора помедлила в нерешительности, не зная, хочет ли он, чтобы она последовала за ним.
Билл коснулся рукой ворот, и они медленно, со скрипом отворились. Дебора в растерянности переминалась с ноги на ногу позади него.
В сумерках ферма выглядела еще более разоренной, чем при свете дня. Обгоревшая труба на том месте, где раньше был дом, чернела в полумраке. Овчарня и хранилище для зерна сохранились лучше, но у них не было крыш, а стены потемнели от непогоды. Несколько старых сельскохозяйственных машин ржавели, брошенные как попало.
— После того как ты уехала в Ливерпуль, я приходил к воротам ночью и стоял здесь, когда Мел уже спал. Это давало мне ощущение твоего присутствия рядом.
Дебора подошла сзади и обхватила его за талию, прижавшись к его спине.
— Хоть я и не виновата, но все равно прости, что ты не получал моих писем, — прошептала она.
— Может, это было и к лучшему, Дебби. Я не хотел знать, как твоя жизнь проходит вдали от меня. Я стоял здесь и мечтал о будущем, где мы снова будем вместе. И в эти минуты ты была со мной и больше никому не принадлежала. Ты была еще моя.
Еще его! До тех пор пока он не увидел ее с Джонни…
— Когда ты уехал отсюда, ты думал о том, чтобы написать мне? — мягко спросила Дебора.
— Нет. У меня не было ничего хорошего, чтобы сообщить тебе. Я даже не мог тебе ничего пообещать.
Все та же гордость! Необходимость осознать свою значимость, прежде чем встретиться с ней.
— Я оставался здесь до тех пор, пока не получил школьный аттестат. Это был фундамент, на котором я мог строить свою жизнь. Я хватался за любую работу, которую мог найти в Лондоне, и одновременно продолжал учиться. Вся моя жизнь, тогда — это работа и лекции, лекции и работа. Я старался жить как можно экономнее.