Максим взвесил на руке мешочек, бросил его в кошелек, затем застегнул плащ и натянул перчатки.
— Для меня истинное наслаждение вести дело с человеком, который знает цену… э-э… честным методам работы.
Ганс Руберт позволил себе испустить долгий неуверенный вздох и, набравшись смелости, спросил:
— Значит, ганзейцы никогда… — Он судорожно сглотнул. Максим поднял руку в прощальном жесте.
— Не от меня, — заверил он Ганса и, закрыв за собой дверь, вышел на улицу, где свирепствовал сильный ветер.
Ганс взобрался на табурет и с тоской перевернул несколько страниц, чтобы вернуться к давним записям и внести некоторые изменения, в результате которых сумма прибыли, занесенная на последнюю страницу, значительно уменьшилась. Тяжело вздохнув, он закрыл гроссбух.
Сегодня его жизнь висела на волоске, но благодаря своей сообразительности и честности ему удалось выпутаться, хотя он и стал беднее.
Максим пересек переулок, мостовая которого была покрыта жижей из снега и воды, и вошел в сизый от дыма зал гостиницы. Он едва успел стряхнуть налипший на плащ снег, как из угла раздался радостный возглас:
— Ба, Максим!
Он тыльной стороной ладони протер глаза и сквозь дымную мглу разглядел Николаса фон Райана, который отдавался своей второй страсти за заставленным кружками и блюдами столом. Максим махнул ему, потом скинул плащ и развесил его на двух колышках, вбитых в стену. Сняв перчатки, он двинулся к камину, где оставался довольно долго, наслаждаясь теплом огня, с ревом пожиравшего поленья. Когда его руки согрелись, он подошел к столу фон Райана и, пододвинув к себе стул, сел напротив капитана.
— Ich mochte branntwein, Fraulein[19], — приказал он, когда возле стола появилась пышнотелая вспотевшая девушка в блузке с низким вырезом. Он откинулся на спинку и принялся качаться на стуле. — Eins heiss Krug, bitte[20].
— Ja, мой господин. — Девушка сделала книксен и, повернувшись так, что взметнулись ее пышные юбки, ушла.
Николас фон Райан несколько мгновений наблюдал за своим другом, продолжая при этом жевать приправленное острым соусом мясо барашка. Если бы он был склонен к анализу, то пришел бы к выводу, что его друг чем-то обеспокоен, так как тот, казалось, был полностью погружен в свои мысли, между его бровей пролегла глубокая складка, а взгляд бесцельно блуждал по залу.
Внезапно ганзейский капитан решил, что его другу очень нужно выговориться. Предположение, что он может ошибаться, только сильнее возбуждало его любопытство. Он опустил тщательно объеденную косточку, потом отодвинул тарелку и, как того требовали правила приличия, подавив готовую вырваться зычную отрыжку, вытер рот большим батистовым платком.
— Максим? — Не получив ответа, Николас окликнул еще раз, теперь уже значительно громче: — Максим!
Повернувшись к нему, Максим бросил на него вопросительный взгляд, но в это мгновение появилась девушка, которая поставила на стол кружку подогретого бренди. Она опустила поднос, но не ушла, а в ожидании осталась у стола.
Раздраженный ее несвоевременным появлением, ганзейский капитан дал ей монетку из своего кошелька и проводил хмурым взглядом. Максим кивнул в знак благодарности и отхлебнул из кружки, впитывая в себя тепло напитка. На поверхности плавали пятна меда и специи, от которых поднимался приятный аромат, щекотавший ноздри и прочищавший голову.
— На улице мерзко, ja? — Фон Райан кивнул в ответ на свой же вопрос. — Неважный день для долгого путешествия.
Максим издал нечленораздельный звук и, обхватив руками теплую кружку, опять обвел взглядом зал. Вряд ли он помнил, как его обдавал пробиравший до костей ветер.
Но Николаса нельзя было поколебать в его целеустремленности.
— Ф такой день ф старом замке холодно и неуютно. Фозможно, фнутренние помещения довольно удобны…. — Его последние слова прозвучали полувопросительно, но Максим не уловил этого и, кивнув, вновь приложился к кружке.
Николас фон Райан, рожденный морем купец, знавший семь языков и особенности культуры различных наций, необходимые для успеха в торговых рейсах, привлек все свое умение, чтобы привести в чувство ушедшего в себя друга.
— Ja, ja! Но девушка, она очень симпатичная, не так ли?
Максим, уже начавший было кивать, встрепенулся. Брови его слились в сплошную линию, а зеленые глаза зажглись огнем, словно ярость воспламенила их.
Фон Райан немного подождал. Удалось ли ему проломить стену? Он собрался было снова заговорить на интересующую его тему, когда вдруг ножки стула, на котором сидел, раскачиваясь, его друг, с грохотом опустились на пол. Максим оперся на стол и обхватил локти руками. В нем опять била ключом энергия. И наконец поток прорвал плотину.
— Женщины! Ха! Клянусь тебе, мой добрый друг, представительницы этого грозного племени — страшная неприятность для всего человечества! Они вбили себе в голову, что обязаны заставить нас ползать перед ними на брюхе. В их логике полностью отсутствует здравый смысл! Ни капли справедливости и искренности!
Тирада Максима внесла сумятицу в рациональный ум капитана. Он развел руками и, обеспокоенно улыбнувшись, попытался прояснить для себя суть дела.
— Ja, но твоя Liebling[21]… — он поспешно поправился: — твоя невеста…
Кулак Максима с силой обрушился на стол.
— Проклятие, я человек долга, и меня страшно огорчает, что мои слуги похитили не ту женщину, что Арабелла осталась со своим мужем и что вместо нее сюда привезли ее кузину!
Взбешенный собственными словами, Максим не услышал, как фон Райан, не решившись заговорить вслух, одними губами переспросил:
— Не ту?
Глаза капитана расширились, и он, тяжело откинувшись на спинку стула, с отвисшей челюстью наблюдал за тем, как его друг все больше распалялся.
— О, бедная Арабелла, хрупкая и нежная, осталась там и вынуждена выполнять приказы своего помешавшегося от алчности отца. Ее против воли выдали замуж и заставили лечь под этого похотливого тупоголового болвана… а я, даже не подозревая об ошибке, бежал наверх, горя желанием увидеть свою нареченную, — и наткнулся на эту ведьму, готовую выпить мою кровь и растерзать в клочья. Ядовитая змея! От нее не дождешься доброго слова, она жалит меня на каждом шагу!
Фон Райан замер. Лицо его покраснело, и он изо всех сил, плотно сжав губы, пытался сдержать хохот. При этом его живот непрестанно дергался. Эта суровая борьба ускользнула от внимания Максима, который еще раз с силой стукнул кулаком по столу и устремил на своего собеседника гневный, ненавидящий взгляд. Тот резко опустил голову и схватил салфетку, чтобы утереть текущие по щекам слезы.
— Я всеми правдами пытался убедить этого недомерка, что ради ее же безопасности не могу отправить ее домой по штормовому морю, но она решила загонять мне шипы под ногти до тех пор, пока я не раскалюсь добела и не выкину ее. Она хочет добиться своей цели, не заботясь о том, что будет со мной. Ведь знает же, что мне не сносить головы, если я вернусь.
Фон Райан приник к кружке, и только это помогло ему справиться с душившим его смехом. Максим тоже немного успокоился и, последовав примеру своего приятеля, выпил бренди.
— Уф! — Фон Райан опять был готов расхохотаться во все горло, однако сдержался и медленно опустил кружку на стол. Он тщательно следил, чтобы его лицо сохраняло серьезное выражение. — Да, ты ф тяжелом положении, Максим. Но расскажи, что представляет собой та, которую ты привез. Кто она? Наверняка какая-нибудь красивая и добрая…
— Красивая? — взметнулся Максим. — Добрая? Да даже голодный волк менее страшен, чем она. Поверь мне, если тебя заботит твоя шкура, приближайся к ней только с кинжалом на изготовку и со щитом.
Он опять отпил из кружки. Его настроение постепенно улучшилось, и он ощутил, что здорово проголодался. Схватив кусок мяса, Максим впился в него зубами и только тогда заметил вопросительный взгляд капитана, устремленный на него.
— Ее зовут Илис Редборн. — Взмахнув мясом в подтверждение своих слов, он опять поднес его ко рту. — Родственница Стэмфордов. Должно быть, Арабелла по какой-то причине вышла из своей комнаты, а эта идиотка в тот момент оказалась там. И мои ребята, не знавшие ни одну из них в лицо, накинули ей на голову мешок и привезли сюда. А что бы ты сделал с этой девчонкой, Николас? Она доводит меня до исступления. Я был бы счастлив избавиться от нее, но стоит мне появиться в Англии, как меня тут же схватят и отделят голову от туловища.