— Послушайте моего совета. Николасу никогда нельзя ферить, — громким шепотом заявила Тереза, склонившись к ним. — Катарина согласится со мной. Он нехороший мальчик.
— Умоляю, фрейлейн, — взмолился Николас. — Не обращайте фнимания на этих женщин. Они были бы рады поджарить меня на медленном огне.
— Звучит чрезвычайно заманчиво. Это мероприятие обещает быть довольно интересным, — продолжала поддразнивать его Илис. — Думаю, я не удержусь и когда-нибудь сама займусь этим.
Николас наигранно застонал.
— Что я наделал, зачем привез фас ф этот сумасшедший дом?
— Вы открыли мне глаза, капитан, — добавила Илис, одаряя его ослепительной улыбкой. — Теперь, когда я вижу, что, как бы далеко от родного дома вы ни были, вы сохраняете в сердце любовь к своим близким, я больше не буду думать о вас как о суровом капитане Ганзейского союза, который долгое время находился вдали от родных.
Глаза Терезы засветились от удовольствия; и она радостно закивала:
— Ja! Это так. Николас фсегда помнит о нас, где бы он ни был.
Глава 18
Близилась полночь, луна продолжала свой извечный путь по усыпанному звездами небу. С Балтики наползала насыщенная соленой влагой моря снежная дымка, которая мягким покрывалом укутывала город. Максим Сеймур на секунду задержался на крыльце дома фон Райанов и оглядел пустынную улицу. Накинув на голову капюшон плаща, он зашагал вперед. Миновав несколько домов, он завернул за угол и нырнул во мрак аллеи, где, спрятавшись за деревом, выждал некоторое время и, убедившись, что его никто не преследует, короткими перебежками двинулся дальше. Спустя некоторое время он остановился в тени узкого переулка и осмотрелся по сторонам. Невдалеке виднелась река, на фоне которой высился темный силуэт здания, заканчивавшийся остроконечной крышей. Истрепанная дождем и снегом вывеска с красной надписью «Львиная лапа» и изображенной на ней лапой этого грозного хищника качалась на металлической перекладине, свидетельствуя о том, что здесь находится та самая гостиница, которую он искал.
Бросив последний взгляд по сторонам, Максим поспешно пересек переулок. Замерев возле двери гостиницы, он прислушался. Внутри царила полная тишина. Он проскользнул в зал, освещенный парой свечей, и спрятался в темном углу. Тощий юноша тщательно мел дощатый пол. Он был так поглощен работой, что не заметил присутствия постороннего.
Максим вышел из тени и дернул за шнурок небольшой медной рынды, висевшей возле входной двери. Звон, казалось, разорвал тишину, однако юноша, не обратив на это внимания, продолжал сгребать в кучу грязь и мусор. Только в ответ на второй звонок из глубин гостиницы раздался ворчливый голос:
— Ja! Ja! Ich kommend![43]
Послышались медленные шаги, и в дальнем конце зала появился огромный и необычайно толстый мужчина с покатыми плечами. Посмотрев в сторону двери, он сделал несколько шагов и остановился, внимательно разглядывая настырного посетителя.
— Bitte, kommen Sie naher, — произнес он, приглашая Максима войти. — Wir haben Icider sehr selten Gaste bei uns[44].
— Вообще-то я не гость, — возразил Максим и увидел, что в глазах хозяина появилась тренога и даже некоторый страх. Он извлек из кармана камзола монетку и положил ее на краешек ближайшего стола.
— Sprechen Sie Deutsch?[45] — осторожно осведомился хозяин, даже не двинувшись, чтобы взять золотой соверен.
— Мне дали понять, что вы говорите по-английски, — заметил Максим.
Хозяин бросил на него косой взгляд из-под нависших бровей, но ничем не показал, что понял.
— Ist je mand da, der Englisch spricht?[46] — спросил Максим как бы в поисках того, кто мог бы говорить по-английски.
— Wie heissen Sie?[47] — наконец соизволил поинтересоваться хозяин.
— Сеймур… Максим Сеймур.
Хозяин двинулся вперед и, добравшись до стола, взял соверен, внимательно его исследовал. Осмотр удовлетворил его: на одной стороне монеты была изображена английская королева, а на другой — все те знаки, которые подтверждали, что перед ним стоит именно тот, кого он, как ему было велено, ожидал. Его губы оживила улыбка, и он, высоко подбросив монету, перекинул ее Максиму. Тот ловко поймал ее и спрятал в карман.
— Итак, милорд! Полагаю, вы тот, кто должен был прийти. — В его голосе совершенно явственно слышалось облегчение. — Меня зовут Тоби.
— А он? — посмотрев на юношу, спросил Максим.
— О, не беспокойтесь. Он глухой, и у него с головой не все в порядке. Так безопаснее.
— Как насчет тех, с кем я должен встретиться?
— Мастер Кеннет и его брат прибыли из Гамбурга с неделю назад и сказали, что скоро сюда приедет один джентльмен. Когда я увидел ваш сигнал, то сразу же позвал их. Они наверху.
— А остальные постояльцы?
— Их почти нет, милорд. А тех, что живут у меня, не интересует, что творится вокруг. Они мои друзья.
Максим пристально взглянул на хозяина гостиницы.
— Sie sprechen sehr gut Deutsch[48], Тоби. Как так получилось, что вы говорите на великолепном немецком, а английский у вас — не совсем правильный?
Зацепив пальцы за веревку, служившую ему в качестве пояса, Тоби задумался.
— Ну, милорд, — наконец произнес он, — я решил, что гораздо безопаснее, если тебя будут считать парнем из простонародья. В таком деле у высокородного господина вроде вас больше возможностей лишиться головы, чем у меня, правда, сэр? В общем, думаю, они не будут использовать меня в качестве примера… надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду, сэр. Береженого Бог бережет.
— Можете, если хотите, прятаться за свою исковерканную речь, друг мой, но если настанут плохие времена, сомневаюсь, что кто-нибудь будет делить людей на классы. Нас быстренько построят в линеечку и пустят под топор палача.
Тоби усмехнулся и потер рукой шею, словно почувствовав прикосновение холодного лезвия.
— Вы говорите не очень-то приятные вещи, милорд.
— А правда редко бывает приятной.
Максим бесшумно пробрался в дом фон Райанов и на цыпочках прошел через холл к лестнице. Поднявшись наверх, он открыл дверь в предоставленные ему апартаменты и замер на пороге. У него возникло ощущение, что что-то не так. Его взгляд медленно ощупывал комнату, пытаясь проникнуть сквозь царящий там мрак. Поленья в камине уже прогорели, оставив кучку пепла с углями, по которым изредка пробегали красные всполохи, настолько слабые, что даже не освещали сам камин. Создавалось впечатление, что в комнате смешались вымысел и реальность. Мебель превратилась в некие призрачные тени и едва различимые пятна. Единственное, что можно было разглядеть — да и то благодаря слабому мерцанию углей, — был диванчик с высокой спинкой, стоявший возле камина. Хотя Максим не заметил никаких изменений, его все же не покидало чувство, что он не один.
Закрыв за собой дверь, он снял плащ и, перекинув его через руку, направился в спальню. Там тоже было темно.
Бросив плащ на спинку кресла, Максим подошел к широкой кровати с балдахином на четырех колоннах и взял трутницу. Потом высек искру, чтобы зажечь свечу, и, когда комната осветилась, стал осматривать кровать, предвкушая, как насладится отдыхом на мягком матраце и взбитых подушках. Угол одеяла был заботливо откинут, открывая тонкую простыню, отделанную кружевом ручной работы. Свежий запах белья напомнил о том, как Илис развешивала после стирки простыни на огромном кусте во дворе замка. За этим воспоминанием последовали другие, более захватывающие, но Максим отогнал их, испугавшись, что они лишат его сна на остаток ночи.
Он вздохнул и, опустившись на край кровати, принялся стягивать сапоги. Потом поднялся и снял дублет и рубашку, оставшись в облегавших ноги длинных, до талии, чулках, которые иногда носил вместо панталон на вате. Холод, коснувшийся своим ледяным дыханием его обнаженной спины, заставил Максима поежиться и напомнил о сохранившемся в тлеющих углях жаре.
Максим внимательно осмотрел каждый угол, но не нашел ничего, что могло бы быть причиной его беспокойства. Вернувшись в гостиную, он занялся тем, что стал растапливать камин. Он собрал угли в кучку, положил на них горстку лучин, сверху — пару сухих поленьев и стал раздувать пламя, своим дыханием возрождая его к жизни. Вскоре огонь взметнулся вверх и с жадностью накинулся на дерево, издавая при этом шипение и треск и выстреливая искрами.