— Оскар не блять, — Лорина готова была наброситься на Кузьмича.
— Так, давайте успокоимся, — вмешался я. Зрел скандал. Надо было смягчить ситуацию, — земляк, ты не обижайся, на нервах она, перенесла такое, да и дядя у нее, понимаешь, Оскаром зовут, — придумал я быстро.
— Хто дядя, хто не дядя, — Кузьмич почувствовал себя виноватым, — ладно, чего, будем меры принимать.
Он отвел меня к окну комнаты, посмотрел на делегата XXVII съезда КПСС полковника Григораша, даже чуть подтянулся и шепнул мне на ухо:
— Порешать надо.
— Порешать? — возбужденно переспросил я, — нас побили, вломились в номер, пытали, насиловали, обокрали и «порешать» еще?
— Слышь, чего и деньги забрали? — заволновался Кузьмич.
— Ну, кое-что оставили, я припрятал, но мало, — и я сделал грустную мину на лице.
— Слышь, «Одесса», такое дело, у тебя же завтра самолет, а мы по этой ситуации дело должны возбуждать. Чего-ничего, а по факту полагается. Говорил же я тебе, у лысого дядя в прокуратуре работает, а тут, вона, серьезная штука получается. Там, так повернуть могут. Блин, чего так вот. Порешать надоть.
— Фотоаппаратов у меня больше нет, — отрезал я.
— Слышь, ну не спекулянт же я какой. Фотоаппарата не прошу. Я же с тобой по-братски, как с земляком.
— Земляк земляка — видит издалека, — перефразировал я для Кузьмича.
— ВОна чего думаю, — Кузьмич закрутил правый ус, — в наряде нас трое, сегодня порешаешь, завтра до дома, а дело, чего, оно мимо тебя пройдет. Слышь, тут чего как ни крути, все-таки химическое оружие будет. Блин, серьезно чего.
— Ну, — говорю Кузьмичу, — во сколько «Дихлофос» оцениваешь?
— С других бы все стянул, а тебе, как земляку, полтинник.
Я вынул пятьдесят рублей и вложил Кузьмичу в ладонь, как бы прощаясь с ним. Кузьмич посмотрел в руку и замотал головой.
— Слышь, блин, чего, ты видать в школе математику совсем не знал. Слышь, я же говорю, в наряде нас трое, блин. Пятьдесят на три — сто пятьдесят будет, — от наглости Кузьмича, я подпрыгнул на месте.
— Послушай, Кузьмич, знаешь одесский анекдот про предел наглости? — зло сказал я.
— Открывает дверь мужик в квартире, выходит на лестничную площадку, а под дверью кто-то написал и подписал «Fantomas». Поймал мужик этого пацана-шкодника и по ушам ему надавал, а тот на следующий день наделал дерьма ему под дверь и написал «Фантомас разбушевался», да еще позвонил ему в квартиру и бумажку туалетную попросил. Так вот ты, Кузьмич, уже совсем разбушевался, решать вопросы, ладно, но бумажку, это уже слишком, сотки тебе и так хватит.
— Слышь, «Одесса», я же не пацан какой-то, чего под двери накладывать. Сотка так сотка. Мы же земляки, братья-хохлы, чего, не зверюка я какой.
Язвительный анекдот подействовал на Кузьмича. Я дал ему еще полтинник и он, выходя из комнаты, увидел, как я немного скорчился и слегка простонал. В этот момент у меня сильно заболела рука. Кузьмич, по своей тупости, обратил внимание не на руку, а на лежащую на столе медицинскую грушу. — Слышь, блин чего, совет дам, — заумничал Кузьмич, — «Одесса», ты бери тертый горох с молоком, на кой тебе эта клизма, враз запор снимет.
— Ну, ты настоящий Пирогов, — покосился я на него.
— На кой мне Пирогов? У меня же фамилия другая.
— Другая, так другая, — ответил я.
— Бувай земляк, — Кузьмич махнул нам рукой и исчез.
Я присел на диван, посмотрел на побледневшую Лорину и на картину «Делегат XXVII съезда…» Смотреть в комнате больше не на кого было. Общий натюрморт был до невозможности печален. Тут на ум мне пришло такое же печальное, как натюрморт, стихосложение:
«Абакан, Абакан, голубые дали,
Мы такой Абакан, на хххолме видали...»
Воцарилась длительная пауза, которая была наполнена нашим молчанием, резким запахом «Дихлофоса» и холодным, пронизывающим сквозняком.
— Лёнь, это самое, как выбираться будем? — Лорина потихоньку приходила в себя.
— Выберемся, — уверенно ответил я, обмотав поверх одежды старое гостиничное одеяло, — как Мальчиш-Кибальчиш, день простоял, ночь продержался, ну и мы так же.
— Да, да, — ответила Лорина, — я эту сказку тоже читала. Конец сказки, ты помнишь какой?
— Что ты имеешь в виду? — поинтересовался я.
— Лёнь, я в школе отличницей была и эту сказку не хуже тебя знаю. Я ее наизусть выучила и за это пятерку получила.
— Да ну, наизусть, — искренне удивился я, — а ну нажми плэй, — подшутил я.
Лорина, демонстративно встала на середину комнаты и как настоящий пионер-патриот начала:
— А Мальчиша-Кибальчиша схоронили на зеленом бугре у Синей Реки. И поставили над могилой большой красный флаг.