На второй день от пьяных страстей не осталось и следа, и по нашему предложению на свадьбе было организовано всеобщее костюмированное представление. Мужчины, кто хотел, переоделись в женскую одежду, женщины — в мужскую... Все танцевали, пели, дурачились и от души веселились...
Разумеется, в переодевании приняли участие и мы. Фима и Феля переоделись цыганами, водили хороводы и, как могли, развлекали гостей. Что касается меня и Роберто, то, с учетом моего флотского прошлого и наличия флотского бушлата и тельняшки, я нарядился «пиратом» с черной повязкой на глазу и серьгой в ухе, а Роберто, надев белый халат с красным крестом и белую шапочку, перевоплотился в «доктора». Веселье было в самом разгаре. Фима и Феля организовали танцы под магнитофон, потом немного повыясняли отношения с друзьями жениха, который приревновал свою невесту к Феле, а мы с Роберто зашли в одну из свободных от гостей комнат, чтобы немного отдохнуть. И случилось так, что в этой комнате, вероятно, еще со вчерашнего дня, спала хорошо «поддатая» пожилая женщина. Наш приход ее разбудил. Представляете картину? Женщина открывает глаза и видит белого человека — во всем черном, и черного — во всем белом... Естественно, она от испуга не может понять, где находится. Я объясняю ей, что она в чистилище, и что сейчас мы решаем вопрос о том, куда ее направить: в ад или в рай... В это время с криком «Вот ты где?» в комнату врывается муж этой женщины, тоже изрядно выпивший. Она ему начинает объяснять про рай и про ад, а нас просит, чтобы мы решили сначала, куда направить ее мужа, раз уж он тоже оказался в чистилище, а ее отправить туда же, куда и его... Неожиданной оказалась реакция мужа: пробормотав «Да ни за что на свете...», он убежал... А женщина снова уснула...
В тот же день, после перерыва, ко мне подошел отец невесты и сказал, что хочет, если, конечно, мы не возражаем, рассчитаться с нами следующим образом: за каждый день работы он заплатит нам, как договаривались, по 200 рублей, но мы, в свою очередь, должны исполнять все песни, какие он закажет. Если окажется, что мы не знаем какую-нибудь из заказанных им песен, он вычтет из обещанной суммы 100 рублей, а если знаем песню и исполняем ее — он доплатит нам 100 рублей сверх оговоренной суммы. Будучи уверен в себе, а также в силах и знаниях моих товарищей, я без колебаний согласился на эти условия. Ребята мое решение поддержали.
И тогда председатель потребовал исполнить песню «Кирпичики»... В это трудно поверить, но ни я, ни мои ребята не смогли тогда вспомнить эту песню! Однако мы должны были «держать фасон», да и деньги тоже терять не хотелось... Я объяснил ребятам, что сейчас мы исполним старую песню «На окраине Одессы, в доме у портного...», но, вместо слов «сливочное масло», будем петь слово «кирпичики»...
Должен сказать, что подобная импровизация, вообще-то, под силу любому опытному музыканту... Ансамбль вступил, и я, чтобы задать настрой, начал с припева: «Эх, кирпичики — жизнь моя, не было б кирпичиков, не родился б я...», и далее по тексту...
Председатель — в полной растерянности. Он начинает объяснять, что это не та песня, а я ему говорю, что та, но, если он знает другую, пусть ее напоет. Напеть он ничего не может и предлагает компромисс: не забирать у нас 100 рублей, но и нам ничего не доплачивать... Единственное, что нам удалось тогда получить за находчивость — это бутылку коньяка. Впоследствии я нашел в библиотеке слова и ноты старинной русской песни «Кирпичики». Разумеется, она не имела ничего общего с нашей импровизацией. На всякий случай, мы с ребятами эту песню разучили...
В конце второго дня председатель вдруг вспомнил, что он заказывал баяниста, и потребовал, чтобы тот немедленно выступил. Пользуясь тем, что председатель хорошо «выпимши», я делаю вид, что не понимаю, о чем речь, и выпускаю Роберто, который начинает петь под гитару кубинские песни...
Мы с Фимой и Фелей в музыке не первый год, неплохо в ней разбираемся и слышали немало прекрасных голосов. Могу даже сказать, что некоторые из ныне именитых эстрадных певцов начинали, как говорится, на наших глазах и с нашего благословения, но даже мы были поражены глубиной и тембром голоса Роберто. Не знаю, как у ребят, а у меня перед глазами во время его пения, как на экране, проплывали прекрасные испанки, Сьерра-Маэстра и пробирающиеся сквозь тропический лес повстанцы-«баргудос» во главе со своим «команданте»... Феля, которого, вообще, трудно чем-либо удивить, слушал это необычное пение открыв от удивления рот, а Фима, в такт музыке, цокал языком, что лично я воспринял, как искреннее восхищение талантом певца. Экзотическая музыка и прекрасный голос покорили и гостей... Когда Роберто закончил петь и стихли бурные аплодисменты, поднялся тракторист Ваня, тот самый, что встречал нас на станции, и заявил, что Куба — остров Свободы, и он лично никому ее обижать не позволит, а Роберто предлагает выпить за дружбу народов стакан самогона. Ване отказать трудно. Непьющий Роберто стоя вливает в себя самогон и, не подберу другого слова, окаменевает. Ваня берет кусок сала и, под аплодисменты и одобрительные крики гостей «Закуси, твою мать...» заталкивает его в рот Роберто и куда-то его уводит...