Когда принесенный от бабы Дуси самогон был выпит, оказалось, что куда-то исчез Петрович, вследствие чего руководство работами принял на себя плотник.
Мы с Сережей смотрели, как бригада поднимает мотор, и понимали, что, в лучшем случае, «Волга» останется без облицовки, крыльев и лобового стекла, а в худшем — кто-то из облепивших двигатель людей пострадает. Подождав, когда разгоряченная бригада в очередной раз опустит двигатель на пол и устроит перекур, я предложил плотнику соорудить какой-нибудь подъемник. Эта мысль пришлась ему по вкусу, и он, попросив не мешать, подобно Архимеду, стал что-то вычерчивать прутиком на запыленном полу. Минут через десять плотник заявил, что подъемник сделать можно, только для этого нужны деревянные брусья и трос. Ничего похожего на брусья на СТО не было, да и троса не было тоже.
Федор вспомнил, что знает одного человека, у которого есть трос, и сказал, что сейчас же приведет его. Вскоре наши ряды пополнились владельцем троса, грузным и совершенно лысым пожилым дядькой, и несколькими его приятелями. Хозяин троса осмотрел машину, двигатель, нас с Сережей и сказал, что готов дать трос в аренду. Его заявление было встречено радостными возгласами и традиционным требованием десяти долларов. Как и прежде, «угощались» самогоном от бабы Дуси, которая присоединилась к общей трапезе.
Итак, в наличии были люди, был трос, но не было брусьев. Неожиданное решение нашел Сережа. Он предложил разобрать стену между боксами, благо, она вся была покрыта трещинами, а из камней составить пирамиду, на которую можно будет опереть рычаг с подвешенным к нему на тросе двигателем.
Плотник с непритворным уважением посмотрел на Сережу и что-то сказал Григоричу. С одобрения последнего все дружно бросились разбирать стену. В пылу азарта хотели вообще снести ее, но подоспевший Петрович сказал, что стена — не жена, а потому нужно будет вернуть ее на место...
Вскоре пирамида была готова. Вот только поднять мотор было нечем — ни какой-нибудь балки для рычага, ни чего-либо другого, подходящего к случаю, найти не удалось...
Начинало темнеть, и Григорич заявил, что утро вечера мудренее...
Мы с Сережей отметили положительные сдвиги в работе очередной бутылкой самогона, купленной у бабы Дуси, и, усталые, крепко заснули.
Утром, мы обнаружили, что из машины пропало запасное колесо, но по сравнению с общим положением, нам это показалось не заслуживающей внимания мелочью, и мы не стали расстраиваться: хорошо, что пропала только запаска, а не весь кузов или двигатель...
Часам к девяти утра вся вчерашняя команда была в сборе. Для начала Григорич потребовал у нас десять долларов, и все «позавтракали», после чего началось коллективное обсуждение проблемы рычага. Галдеж стоял невыносимый. Внезапно плотник, остававшийся все время трезвым (нам потом рассказали, что он закодировался, так как по пьяному делу недавно сжег свою мастерскую, да и сам едва не погиб в огне), вскочил, что-то сказал Григоричу, на что тот отреагировал возгласом «Точно!», и все куда-то убежали. Прошло около получаса. Где-то в глубине сознания у меня начала созревать мысль о том, что нас вместе с нашими проблемами бросили на произвол судьбы. Но минут через сорок послышались топот, шум и крики. Это возвращалась наша бригада, тащившая длинную металлическую трубу, раскрашенную, подобно зебре, белыми и черными полосами. Как мы потом узнали, неподалеку находился железнодорожный переезд, на котором железнодорожники, вместо украденного кем-то шлагбаума, приспособили эту самую трубу. Ее-то бригада и притащила. Гордый своей находчивостью, плотник организовал водружение трубы на пирамиду из камня. Затем к концу трубы прикрепили тросом двигатель.
— Все отвали! Я сейчас его одной рукой... — закричал Григорич, и, орудуя трубой как рычагом, поднял двигатель. При этом второй рукой он отталкивал Федора, хотевшего ему помочь, из-за чего двигатель сильно раскачивался.
И тут вперед вышел Петрович. На нем опять был черный костюм и белая рубаха с галстуком. Глаза его светились решительностью. Обведя руководящим взглядом присутствующих, он поднял над головой правую руку.
— Пр-р-риготовиться! — в голосе Петровича звенел металл.
Все, кто находились в боксе, притихли, отдавая дань уважения торжественности момента. Даже Федор, что-то бурча в адрес Григорича, отошел в сторону. Все смотрели на двигатель, амплитуда колебаний которого понемногу уменьшалась...
Наконец Петрович рубанул сверху вниз рукой воздух и тем же металлическим голосом скомандовал: