Вопреки опасениям, первые шаги дались ему относительно легко. Труднее всего было заставить себя сделать первый шаг, но понимание того, что сидеть на месте не только бесполезно, но и опасно, придало ему решимости. Кинув уже привязанную гайку вдоль оврага, он, не без внутреннего напряжения сделал шаг. Потом, еще и еще, не торопясь, но и не задерживаясь, поминутно оглядываясь по сторонам. Все его чувства были напряжены в ожидании какого-нибудь подвоха, но пока все шло на удивление гладко. Через несколько бросков гайки Данил вышел к краю оврага. Он, заранее просмотрев дорогу, специально кидал гайки с таким расчетом, чтобы выйти к его краю, а заодно и посмотреть, нельзя ли будет его пересечь. В противном случае ему пришлось бы еще сильнее забирать влево, делая еще большую дугу и сильно отклоняясь от нужного направления.
Подходя к гайке, упавшей почти на самом краю оврага, Данил внезапно ощутил ток воздуха, слабого, но вполне осязаемого. Он замер, поглядывая на гайку, лежащую в каких-нибудь полутора метрах от него и не решаясь сделать шаг. Гайки следовало экономить и он, присев на корточки, стал буквально по сантиметру двигаться к ней, а точнее, к концу ленты, который был значительно ближе. То, что гайка прошла свободно, придавало ему уверенности, но следовало быть осторожнее. Почувствовав, что воздушный поток практически не увеличивается, он уже смелее сделал еще пару шажков и, схватив ленту, потянул ее к себе, одновременно выпрямляясь и делая шаг назад. Сунув в карман смотанную ленту, он осторожно подошел к краю оврага, пытаясь понять, что это было и нельзя ли перебраться где-нибудь здесь. Но глянув вниз, тут же оставил эту идею, поскольку дно оврага было затянуто, то ли паутиной, то ли пленкой странного бледно-серебристого цвета. Данил несколько минут вглядывался в нее, но понять природу того, что он увидел, так и не смог. Больше всего это напоминало лужу из ртути, которая, несмотря на видимый уклон оврага, стояла на одном месте и не скатывалась. Данил добросовестно принюхался, но никакого запаха не почувствовал. Вокруг было тихо, и даже ветерок, который так насторожил Данила, совершенно не ощущался. Данил даже не был уверен в том, что он ему не почудился. Вот в чем он был абсолютно уверен, так это в том, что соваться в овраг не стоило. Для очистки совести он поискал вокруг себя глазами, но не найдя подходящего камня, быстро вырезал кусок дерна и осторожно подкинул его в сторону лужи. До лужи дерн долетел нормально, но коснувшись ее, немедленно развалился и исчез с шипением и струйкой дыма. Данил даже не был уверен, что дерн успел погрузиться. Вздохнув, он отвернулся и привычно полез за гайкой, высматривая направление для броска.
Веранду Данил увидел совершенно неожиданно. Он уже успел без приключений обойти овраг, который давно перешел в плавную ложбину и вот-вот должен был закончиться, и забирал вправо, метя выйти к краю карьера. Идти приходилось слегка в гору, поскольку противоположный склон оврага в этом месте оказался ощутимо выше. Все это происходило крайне медленно, поскольку он постоянно подстраховывался и проверялся. Сделать один неверный шаг означало остаться здесь навсегда, что в планы Данила совершенно не входило. Поэтому он предпочитал верные движения, пусть и в ущерб скорости. И пока это работало. Данил какое-то время колебался, стоит ли лезть в гору, пусть и небольшую, но решил рискнуть, хотя бы для того, чтобы иметь возможность хоть как-то обозреть окрестности. Однако вместо вершины холма он неожиданно для себя оказался на вершине небольшого плато, на краю которого стояла обыкновенная летняя веранда. Точнее, когда-то стояла. То, что от нее осталось, больше напоминало какой-то сюр. Одна сторона веранды была полностью разбита и как будто вмята в землю гигантской кувалдой, в результате вторая половина висела в воздухе на расстоянии примерно двух метров над землей, обнажая пол с разошедшимися досками и остатки свай. Вокруг валялись обломки столиков, стульев и прочего мусора. Невдалеке, на отдельной площадке Данил увидел несколько машин, оставшихся с тех времен. Ближе всего к нему стоял, блестя как новенький, легковой автомобиль (он даже разглядел надпись «ЗиМ» на капоте) со всеми открытыми дверцами. За ним стояли два изрядно потрепанных ГАЗика, именуемых в народе «козликами», старыми, напоминающие «виллисы» времен второй мировой и остатки грузовой машины, по виду тоже Газ. Рама у нее была переломана практически сразу позади кабины, кузов валялся в стороне, отброшенный неведомой силой, а вот кабина осталась здесь, глядя в небо задранным капотом, и потихоньку рассыпалась.