Будущее пришло к ним в тысяча девятьсот одиннадцатом году, дождливым мартовским вечером. Пришло пешком. Либеро Парри увидел его издалека. Длинный плащ, поднятые на лоб огромные очки, которые он сразу узнал, и кожаный шлем. Не хватало только автомобиля.
— Наконец-то, — шепнул он Последнему, выправлявшему восьмерку на велосипедном колесе. Во избежание недоразумений он спрятал молочный бидон, в котором заделывал дырку, и сел возле аккуратно сложенных старых шин, купленных недавно у военных в Брандате. Они создавали нужное впечатление.
Человек в плаще медленно приближался. От дождя его защищал большой зеленый зонт, придавая ему вид фантастического видения. При желании в нем можно было увидеть что-то пророческое. Он остановился перед мастерской и какое-то время неподвижно стоял, глядя на мальчика и велосипед. Потом прочитал вывеску. Медленно, будто расшифровывал древние письмена. Наконец перевел взгляд на Последнего.
— У вас правда есть бензин?
Последний повернулся к отцу. Либеро Парри делал вид, что пересчитывает шины.
— Правда, — ответил он тоном человека, уставшего все время отвечать на один и тот же вопрос.
Мужчина в плаще закрыл зонт и зашел под навес.
Остановившись около сложенных шин, он некоторое время смотрел на затопленные поля вокруг. Потом повернулся к Либеро Парри.
— Не хочу показаться невежливым, но на кой хрен было открывать мастерскую посреди этого болота?
— Я рассчитываю на идиотов, у которых закончится бензин на полпути.
Мужчина с интересом взглянул на Либеро Парри, словно только сейчас его увидел. Снял перчатку и протянул руку.
— Граф ДʼАмброзио. Очень приятно. Не думайте, я не такой идиот, каким кажусь.
— Либеро Парри. Приятно познакомиться. Я так и не думал.
— Вот и хорошо.
— Вот и хорошо.
Спустя годы в газетах их фамилии появятся рядом, как бы образуя одну: ДʼАмброзио Парри. Но пока ни тот, ни другой и предположить такого не могли. Все только начиналось.
— У вас правда есть бензин?
— Сколько угодно.
— А горячая ванна?
Кончилось тем, что граф устроился у очага на кухне, чтобы обсохнуть. Когда пришло время ужинать, Флоранс поставила на стол еще одну тарелку, и за едой хозяин и гость не могли наговориться. Разговор шел о двигателях на метане, о туринском заводе и о том, как варить телячью голову. Захмелев от вина, они перешли на андалузских женщин, от которых пахло французскими духами. Кто-то из них не удержался и рассказал анекдот про короля, воспользовавшись тем, что Последний вышел за чем-то в комнату.
Было уже совсем темно, когда ДʼАмброзио наконец решил, что ему пора. Надел плащ, кожаный шлем, положил очки в карман, театральным жестом натянул перчатки и открыл дверь. Ветер унес дождь с собой, и ночь казалась неправдоподобно черной.
— Какая красота! — ДʼАмброзио, стоя на пороге, вдохнул колючий воздух, отвесил поклон и, не проронив более ни слова, гордым шагом удалился в том направлении, откуда пришел. Мгновение — и его поглотила тьма.
Либеро Парри закрыл дверь и вместе с Флоранс и Последним вернулся за стол. Они еще немного посидели, гоняя щелчками крошки по синим и белым клеткам скатерти.
— Мясо ты вкусное сварила, — сказал Либеро Парри, чтобы выиграть время.
— Ему вроде бы тоже понравилось.
— Он даже зонтик забыл, — заметил Последний.
Либеро Парри неопределенно махнул рукой, — дескать, дался вам этот граф! Не прошло и минуты, как в дверь постучали.
Граф ДʼАмброзио, казалось, еще больше повеселел.
— Простите, что докучаю такими мелочами, но мне сдается, что я приехал на автомобиле.
Либеро Парри напомнил ему о том, что он не только интересовался бензином, но и пил вино.
— Я вам верю, все так и было, — признал граф. А потом сказал, что его и кресло вполне устроит. Проблем со сном у него никогда не было.
Его положили в комнате Последнего, постелив ему на раскладушке, которая давно уже пылилась в подвале. Прежде чем потушить свечу, ДʼАмброзио на всякий случай предупредил:
— Не обращай внимания, если я буду разговаривать во сне. Обычно ничего интересного я не рассказываю.
Последний успокоил его: ничего страшного, он и сам иногда разговаривает во сне.
— Тебе повезло. Женщинам это нравится.
Потом граф невнятно пробормотал еще что-то про деревенскую тишину и задул свечу. Последний гадал, должен ли он желать гостю спокойной ночи, когда услышал скрип и понял, что граф приподнялся на локте: что-то его беспокоило.
— Ты спишь?
— Нет, синьор.
— Можно тебя спросить?
— Да.
— Как думаешь, твой отец сумасшедший?