Но она дерзко мечтала о том, чтобы ее косметика заняла прочное место в лучшем из лучших универсальных магазинов Англии – в «Херродзе». Ева посетила несколько салонов красоты самых престижных парфюмерных фирм, и ее острый глаз подмечал каждую мелочь, которую она могла использовать. Ей понравилась идея подавать в салоне клиенткам чашечку кофе и легкий ленч на подносе. Она решила, что в ее салоне должны быть и маникюрши – так же, как в самых дорогих салонах. Еве удалось найти химическую лабораторию, где она заказала основу для кремов, составленных по ее старым рецептам, и продолжала экспериментировать до тех пор, пока результаты полностью не удовлетворили ее.
В помощницы себе Ева взяла молоденькую и симпатичную соседскую дочку – чтобы та подавала кофе, который Ева готовила сама, и маленькие сандвичи, завернутые в специальную бумагу, – с перламутрово-розовой семгой, ростбифом или паштетом из крабов, закупленных у хозяина соседнего магазинчика по имени Куллен. И вскоре салон «Ева Черни» стал местом, куда стремились попасть все женщины и для того, чтобы «сделать лицо» и привести в порядок кожу, и для того, чтобы провести время с удовольствием и в хорошем обществе.
К концу месяца доходы Евы позволили ей оплатить и помещение, и все остальные расходы. Маникюрше, которую она пригласила работать в салон, она платила на несколько центов больше, чем в других местах.
Ева была уже на шестом месяце беременности, но до сих пор ей удавалось держать свою свекровь в неведении. Ева поздно возвращалась домой, уставшая, она сразу же отправлялась в свою спальню, стараясь не попадаться на глаза Мэри Брент. Да и та не стремилась к общению с невесткой. К тому же у Евы почти не было живота, а свободная одежда, которую она с некоторых пор начала носить, полностью скрывала наметившуюся округлость.
Но в конце концов Мэри Брент пришлось поставить перед фактом, и она возмутилась, почему ей не сообщили об этом с самого начала.
– В противном случае вы не позволили бы мне работать, а мне нужно было время, чтобы самой устроить в салоне все как следует. Теперь, пока меня не будет на месте, дело пойдет само собой.
– О! Ты из тех, кто всегда отлично устраивается. Лгунья! Ты соблазнила и заставила моего сына жениться на тебе, чтобы у твоего ублюдка был отец. Шлюха. И очень скоро ты снова займешься своими делами.
– А ты – злобная, мстительная, религиозная фанатичка. Не смей мешать мне, иначе, клянусь, я сделаю так, что ты больше никогда не увидишь своего драгоценного сыночка. Ты и представить себе не можешь, как я могу навредить тебе. Не пытайся угрожать, запугивать или мешать мне делать то, что я считаю нужным. Не стой у меня на пути.
У Мэри Брент с самого начала не было никаких иллюзий относительно того, какого сорта женщина стала женой ее сына. Но ей пришлось проглотить горькую пилюлю. Обычно ничто, кроме мук ада, не пугало ее в жизни. Но тут она почувствовала иную страшную угрозу. «Эта женщина – одержимая, – подумала Мэри Брент. – В нее вселился злой дух». И в то же время она каким-то образом чувствовала, что для этой женщины Южный Уимблдон – всего лишь временное место посадки и она собирается держать путь куда-то дальше. Мэри не стала продолжать разговор, она переключилась на сына.
– Наш дом пропах будто какой-то бордель, – жаловалась она Джону. – И, кстати, куда она девает свои деньги?
– Платит за отопление, например.
– Бессмысленные траты.
– Но они не касаются тебя.
– Надеюсь, нет, – Мэри фыркнула. – Но, как я вижу, она совершенно не готовится к родам и не покупает ничего для ребенка.
– Это ее дело, – не задумываясь ответил Джон, чем еще больше увеличил подозрения матери.
– Я обязана верить, но не могу не признаться тебе, что весьма сомневаюсь в том, что ребенок, которого она носит, – твой ребенок. Я как-то взглянула на нее, когда она выходила из ванной комнаты. Ее беременности не четыре месяца, а по крайней мере – шесть. И ребенок родится в августе, а не в октябре. Если же нет, то я сменю свои очки.
Джон промолчал.
– Каким образом она заставила тебя жениться на себе?
– Она? Это я умолял ее выйти за меня замуж.